В Советском Союзе не было аддерола

Глава пятая, в которой я объясняю, что Оксфорд – это самое страшное место, где мне довелось побывать за свою жизнь, и здесь же рассказываю о том, что общего между аддеролом и прокрустовым ложем сверхчеловека

Два заведения в Оксфорде претендуют на звание самых старых в городе: «Гранд-кафе» и «Квинз Лейн Кофе Хаус». У каждого студента свои предпочтения, но мне все же капельку больше нравилось «Гранд-кафе» с его мрамором и коваными стульями – против более «английского», приближенного к пабу варианта «Квинз Лейн».

За первый год учебы в Оксфорде у меня сложились привычки и отношения; и поэтому каждое воскресенье в одиннадцать тридцать я, Алекс и Матеас встречались в «Гранд-кафе» за бранчем (то ли завтраком, то ли ланчем), стараясь всегда занимать столик в углу, рядом с зеркальными стенами.

Алекс – из тех ребят, что постят в инстаграме каждый свой вздох, чего уж там говорить о завтраке. Он вертится на стуле и так, и так, и так, то включает вспышку, то отключает, встает, потом садится, потом просит Матеаса подвинуться, переставляет тарелки, отодвигает стол поближе к стене. Но нет – фотография блинчиков все равно нехороша. Мы с Матеасом молча встаем, садимся, начинаем пить чай, перестаем пить чай, передвигаем тарелки и ничего не говорим. Алекс безуспешно мечтает перещеголять какого-то популярного оксфордского блогера, который публикует по три фотографии в неделю, а читают его чуть ли не сто тысяч человек. Блог называется «Архитектура и еда» – потому что там фотографии архитектуры и еды; и бедный Алекс просто сходит с ума. В отражениях зеркал мы за три года сфотографировались по меньшей мере пару сотен раз и столько же придумали оригинальных комбинаций для фотографий кофейника, бекона и Алекса, лицо которого принимало такое блаженное выражение, когда он вдыхал запах свежесваренного кофе, что, несмотря на древность приема, очередная воскресная кофеграфия Алекса все еще смешила его френдов – правда, не столь многочисленных, как у заклятого блогера, про которого никто не знал, кто он такой.

– Ну вот, опять, – захныкал Алекс, – у архитектора на прошлой неделе так здорово получилось, я чуть не заплакал, когда увидел. – И он снова хватает со стола телефон, начинает щелкать и показывать мне фотографии блинчиков.

– Слушай, Алекс, ну хватит уже! У твоего архитектора все всегда получается лучше, потому что он придумал постить про архитектуру и еду первый, а теперь все пытаются это повторить. Придумай что-нибудь свое! – говорит ему Матеас. Я киваю, соглашаясь. Этот разговор происходит у нас каждое воскресенье, и вот уже которую неделю Алекс страдает – в поисках вдохновения и идеи для своего блога.

Он взъерошил волосы и поправил воротничок клетчатой рубашки. Алекс – типичный британец, еще один Гарри Поттер. Маленький, юркий, кудрявый, умный и в очках. Но самое главное – нерешительный. Это типичная черта всех британских парней, и одна из главных загадок моей жизни отныне – это понять, как люди в этой стране строят отношения и как заводят семьи. Потому что вечер за вечером, вечеринка за вечеринкой я вижу только одно: как девочки пьют пиво с девочками, а мальчики – с мальчиками. И как после четырех-пяти бутылок ситуация внезапно меняется: девочки и мальчики вдруг перемешиваются, начинают разговаривать, потом целоваться, а потом вдруг исчезают пара за парой. А на следующее утро в столовой все повторяется заново: девочки пьют кофе с девочками, а мальчики – с мальчиками.

Другой социальной динамики я в этой стране пока не видела. Никаких комплиментов, цветов и прогулок вдоль реки. Любой взгляд считается лишним, любое слово приравнивается к действию. Единственная возможность заговорить с девушкой – когда ты настолько пьян, что становишься смел; но поскольку ты так сильно пьян, то на следующее утро приходится обнулить все, что было, потому что это было не всерьез.