В сладостном бреду

— Полагаю, это моя вина. Мне надо было предупредить вас быть бережными с деревьями. — Она повернулась к Абдулу. — Но вы не должны обрубать ветки.

Абдул недоуменно посмотрел на Вэра.

— Я не собираюсь заставлять своих солдат, сняв доспехи, лезть на деревья, — мрачно сказал он.

— Тогда я сама буду обдирать листья, — заявила Tea. — Это займет немного больше времени, но я ведь говорила вам, мне не нужна их целая повозка.

— Я не хочу тратить на это занятие больше времени, чем нужно. — Вэр с удивлением посмотрел на ее упрямо выдвинутый подбородок и с раздражением отвернулся. — Ради Бога, Абдул, прикажи людям забраться на нижние ветки и обдирать листья с них. Только пусть они не снимают доспехов.

Абдул вздохнул и отошел к солдатам.

— Это не моя прихоть, хотя у меня есть основания говорить так. Эти деревья очень важны. Если бы вы видели, какая это красота… Белые плоды, листья тонкие, гладкие.

— Решение принято, — отрезал Вэр. — И теперь уже не имеет значения, обоснованно оно или нет. Я хочу лишь, чтобы все закончилось как можно быстрее… — Он поморщился. — Держу пари, мои люди думают так же. Эти доспехи очень тяжелые и не предназначены для лазанья в них по деревьям. Кроме того, в этой работе очень мало чести. Воину унизительно уподобляться обезьяне и собирать листья.

— Это достойное занятие, и не важно, кто это делает. Деревья дают нам красоту и условия для…

Сзади раздался громкий треск.

Она сердито обернулась, думая, что кто-то ослушался приказа Вэра.

Абдул растянулся под деревом, прижимая охапку листьев к своей груди, закрытой кольчугой.

— Я съехал с ветки, — оправдывался он перед Вэром.

— Я вижу, — серьезно отвечал Вэр.

— Этого больше не случится, мой господин.

Еще треск. Другой солдат свалился с дерева на землю. Абдул мрачно поправился:

— Или, быть может, случится.

— Надеюсь, что нет, — сказал Вэр.

— Я помогу им, — обеспокоенно нахмурилась Tea. — He хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

— Стойте, — проворчал Вэр. — Ветки расположены слишком низко над землей, так что самое большее, что им грозит, это заработать пару синяков.

Она почувствовала, что под внешним спокойствием Вэра скрывается напряженность и озабоченность. Его острый взгляд пристально следил за солдатами, с трудом взбирающимися на ветки деревьев. Казалось, он чего-то ждал.

Еще один солдат с треском свалился на землю.

Она услышала, как Вэр издал очень странный звук.

Минутой позже четвертый распростерся на земле.

— Они падают, словно созревшие апельсины, — прохрипел Вэр.

— Это несправедливо, что они… они не должны… — Она ринулась было к роще. — Я скажу им, пусть спускаются.

Вэр схватил ее за руку.

— Не беспокойтесь.

— Но я не хочу, чтобы…

Вэр смеялся. Все его тело сотрясалось от смеха. Он ухватился рукой за луку седла, чтобы удержаться на ногах.

— Вы считаете это забавным? — спросила она с удивлением.

— Как апельсины. — По его щекам текли слезы. — Как апельсины…

Смеялся не он один. Раскаты хохота сотрясали рощу. Смеялись все солдаты.

Пятый воин в полном вооружении слетел с ветки, раскинув руки, словно крылья, в попытке удержать равновесие.

Она обнаружила, что сама невольно улыбается.

— Я не должна была… Это моя вина… — Она уже ничего не могла с собой поделать. Как и все остальные, она смеялась и не могла остановиться. Наконец она смогла говорить.

— В Джеде мне казалось, что на земле уже умер смех, и я не думала, что я когда-нибудь смогу смеяться. А сегодня… Я чувствую, что мне стыдно.

— Это не правильно. Смеяться обязательно надо. — Он кивнул на солдат. — Они потеряли семьи и друзей. Вы думаете, они забыли о своих утратах только потому, что нашли что-то смешное в сегодняшнем приключении? Смех исцеляет. — И он почти неслышно добавил: — Я даже забыл…

Она смотрела на него как зачарованная. Это был совсем другой человек, не тот, которого она знала. Горькие складки возле рта разгладились, непроницаемое равнодушие сошло с его лица. Только в светлых, цвета яркого голубого неба, глазах задержались усталость и тоска. Вот нежность лишь мелькнула и пропала, но Tea видела ее, слышала его смех, и она знала, что никогда этого теперь не забудет. Он снова взглянул на нее.

— Почему вы всегда так удивленно разглядываете меня, словно я четырехгорбый верблюд?

Она мгновенно перешла в наступление:

— Я вовсе не смотрела так… — Она остановилась, внезапно поняв, что именно этого всегдашнего сопротивления и спора он и ждал от нее. Зачем она станет потакать его желаниям, если сама расположена сейчас к миру, а не к пикировке. — Если честно, то вы действительно напоминаете мне верблюда. Думаю, все дело в ресницах.

Он нахмурился.

— В ресницах?

— У верблюда тоже очень длинные ресницы. Многие женщины могли бы вам позавидовать.

Его глаза широко распахнулись от неслыханного оскорбления, но потом выражение его лица стало угрожающим:

— Вы хотите сказать, что у меня ресницы, как у женщины?

— У женщины? — Она невинно взглянула на него. — Я думала, мы говорили о верблюдах.

— Вы же прекрасно знаете… — Он внезапно замолчал, и невольная улыбка тронула его губы. — Я почти начинаю сочувствовать Николасу.