В скрипучем ключе

До сих пор Михаил Потапович следов речки-беглянки не обнаружил. Куда она делась — так и осталось загадкой, разгадку которой знает лишь одна природа!

ПОРОСЕНОК ИЗ МЕЧЕТКИ

«А время гонит лошадей». А. Пушкин.

I

В начале 1943 года мне позвонили из Союза писателей СССР и сказали, чтобы я немедленно приехал в Союз «по очень важному делу».

Я приехал и узнал, что включен в писательскую бригаду, направляемую в только что освобожденный от немецких захватчиков Ростов-на-Дону, где нам предстоят творческие встречи с тружениками города и области.

— Вы будете первыми московскими ласточками на израненной донской земле. Скажите донцам, что советская весна вернулась на Дон навсегда! — несколько напыщенно сказал принимавший меня работник Союза и прибавил доверительно и просто:

— Задание самого Фадеева, он лично наметил и утвердил состав бригады.

В Московский писательский десант на Дон вошли: поэтесса Екатерина Шевелева, прозаик Павел Нилнн, поэт Сергей Васильев и я.

Шевелева по своей общественно-литературной судьбе была связана с Ростовом, я в 1923–1924 гг. учился в Ростовском университете на экономическом факультете, но больше увлекался стихосложением, а не экономическими дисциплинами. Будучи членом Всероссийского Союза поэтов и считая себя левым попутчиком, я неоднократно вступал в «рукопашные» словесно-полемические схватки с ростовским Раппом, во главе которого стояли Киршон, Бусыгин, Ставский и другие. Фадеев, тогдашний редактор газеты «Советский Юг», конечно, поддерживал Рапп, но это и тогда не мешало ему мыслить шире рапповских мерок «от сих до сих», и он охотно, например, печатал мои, совсем не рапповского звучания стихи в ростовских литературных журналах тех лет. Потом, уже в Москве, мы не раз вспоминали с ним при случае то бурлившее крутым кипятком время, обращаясь друг к другу на «ты». Когда мне в 1955 году стукнуло 50 лет, первая полученная мною поздравительная телеграмма была от Александра Фадеева.

Сергей Васильев и Павел Нилин — сибиряки, донскую водицу они не пивали и донских сазанов на удочку не лавливали, но оба были, что называется, «тертыми калачами», настоящими фронтовиками, которые везде и при всех обстоятельствах не теряются и знают, как надо себя держать и вести. Сережа Васильев был и остался моим близким другом до самой своей безвременной смерти. Павла Филипповича Нилина я знал как прекрасного прозаика и интереснейшего человека с удивительным оригинальным чувством юмора, и он мне давно нравился. Екатерина Шевелева оказалась человеком легким и общительным. Пока мы доехали до Ростова, мы. что называется, надежно «притерлись» друг к другу.

Как-то само собой сложилось распределение наших обязанностей на будущих наших ростовских вечерах. Нилин — так мы решили в вагоне — будет нашим главным оратором, открывающим литературный вечер, его запевалой; подменять его в случае необходимости будут Шевелева и Сергей Васильев.

— А суслика, — сказал Нилин, имея в виду меня, — мы будем выпускать на десерт, с его рассказами.

Шутка Нилина насчет «суслика» родилась тогда же в вагоне поезда Москва — Ростов. Он узнал, что моя настоящая фамилия Попов, а Ленч — это псевдоним, с деланной горестью покачал головой и сказал: «Дали тебе, суслику, такую фамилию, и что ты с ней сделал!»

Я рассмеялся первым, но тут же на всякий случай сказал:

— Только ты, Павел Филиппович, когда будешь меня объявлять, не скажи, не дай бог, так: «Сейчас свои рассказы прочитает Суслик!»

— За кого ты меня принимаешь! — ответил Павел Филиппович. — Неужели я не знаю, что такое вагон и что такое зал, где идет литературный вечер московских писателей.

Екатерину Шевелеву мы единогласно избрали политиком нашей десантной группы — «Фурмановым в юбке», как сказал Сергей Васильев.

Екатерина Васильевна обаятельно улыбнулась:

— Я согласна быть комиссаром. Только смотрите, ребята, чтобы было без обид. Я строгий комиссар!

Так, с шутками, с дружеской подначкой, с воспоминаниями о пережитом на фронте, мы наконец добрались до Ростова.

II

Уезжали мы из Москвы в мороз со снегом и ледяным ветром, а в Ростов приехали, когда здесь бушевал проливной дождь… Ночь, город затемнен наглухо, где мы остановились, на каком пути стоим, один бог знает. И то вряд ли!..

Мы вышли с нашим скудным багажом из вагона и оказались в чернильной, густой и мокрой тьме. Никто нас не встретил, а тут еще дождь приударил. Куда идти? Кого искать, а главное, как тут и кого найдешь в этой кромешной тьме под этим окаянно шумящим ливнем?!

Шевелева, наш политком, стуча зубами от зябкости, сказала бодро:

— Не унывайте, ребята, нас наверняка найдут и отвезут куда надо. Будем стоять здесь и ждать!..

Издали донесся голос.

— Кто приехал — отзовитесь!

— Мы приехали! — выкрикнули мы хором.

— Вы писатели? — повторил, приближаясь, радостный голос.

— Писатели!

— Какие?

— Московские! — отозвалась Шевелева.

— Хорошие! — сказал Нилин.

— Но промокаемые! — сказал я.

Подошли двое: девушка в плащике с капюшоном и средних лет мужчина, осветивший нас своим фонариком. К сожалению, я не запомнил их имен.