В Шторме

Это было предложение перемирия. Не понимания или принятия и, безусловно, не примирения. Но предложение попытаться найти какую-то среднюю позицию для начала. До этой минуты Вейдер даже не осознавал, как отчаянно хотел этого. Возможность свободно разговаривать с Люком походила на дождь в глубокой пустыне.

И он так сильно хотел ответить «да» - чтобы ответить на это предложение, чтобы сохранить его. Чтобы сказать все, что его сын хочет услышать.

Но вместо этого, не желая лгать, он обошел вопрос:

- Почему ты уверен, что я не прав?

Наконец его сын полностью повернулся к нему, голубые глаза смотрели уныло и удручённо.

- Как ты можешь даже спрашивать такое…

Это был не вопрос, только скорбное искреннее признание величины пустоты между ними.

- Ты изменишься, - сказал Вейдер. - Придешь к большему пониманию своего места в галактике, своего права.

- Как ты? – горько поинтересовался Люк.

- Как я, - ответил он без сомнения. - Ты поймешь со временем.

Люк покачал головой.

- Я уже понимаю тебя - и это пугает меня больше всего.

Вейдер ступил на полшага вперед, злясь, что его сын вынужден чувствовать себя так - чувствовать так из-за джедаев, которые сначала украли его, а затем пытались управлять им.

- Тебе не нужно бояться себя. Ты должен гордиться этим.

- Чем? - спросил Люк с искренним презрением.

Вейдер сердито посмотрел на него, не в силах понять это отторжение.

- Своей силой, своими способностями. Признай то, кто ты есть.

- Я больше не знаю, кто я… - прошептал сын, отступая назад, чтобы сохранить расстояние между ними. Одинокий, безнадежно запутанный.

Хорошо, сказал себе Вейдер. Хорошо, что мальчик начинает ставить под сомнение слова джедаев о нём и его предназначении. Вот он шанс, их шанс. Всё, что хотел Вейдер, могло быть достигнуто. И все же… что-то внутри него, не могло не откликнуться на мольбу души Люка.

- Ты - мой сын. И это никогда не изменится, - произнес он сильным, твердым голосом.

- Я чувствую себя потерянным… - Люк поднял глаза на отца в тяжелом, неохотном признании. – А ты хочешь лишь еще дальше потянуть меня от света.

- Я хочу привести тебя к истинному пониманию.

- Я понимаю, - ответил Люк, - я просто не могу согласиться с этим.

- Значит, не понимаешь. Император покажет тебе истину - он заставит тебя принять ее.

Люк опустил голову, впервые признавая возможность своего поражения, хотя бы частично.

- Он заставит меня повиноваться. Возможно. – Имеющее значение признание или только моментная слабость? Люк не знал: так много всего, в чем он когда-то был уверен, так много истин, на которых он строил свою жизнь, превратилось в призрачный дым. Но кое-что еще оставалось, то, во что он верил всем сердцем и душой. - Но я никогда не соглашусь с тем, что Палпатин прав - я никогда не поверю, что он делает что-то большее сверх простого удовлетворения собственного тщеславия и корысти. Никто не сможет заставить меня сделать это - ни ты, ни он. Никто.

- Ты просто…

- Нет. Хватит, - твердый голос Люка полностью подавил недавний проблеск хрупкого колебания. - Я больше не буду искать тебе оправдания, пока ты задабриваешь свою совесть и находишь причины для моего пребывания здесь.

Вейдер неловко замолчал, не зная, что сказать против этого исчерпывающего заявления, не желая сводить все к очередному конфликту.

- Ты должен уйти. Пожалуйста, оставь меня, - Люк отвернулся, унылый и отрешенный.

Сгорая от расстройства, Вейдер все же стоял на своем - не собираясь быть отвергнутым махом руки.

- Нет. Я не уйду - я не оставлю тебя.

Люк не поворачивался.

- Ты уже сделал это - двадцать два года назад.

- Ты был отнят у меня - я не оставлял тебя, - Вейдер сделал сильный упор на последние слова.

- Я не говорил, что физически, - парировал Люк, нанося острую, глубокую рану и демонстрируя, каким изменчивым становится его характер.

- Я сделал свой выбор. И я поклялся, что не пожалею о нем.

- Что же тогда ты делаешь здесь? - проговорил Люк. Еще одно едкое замечание, брошенное так небрежно с невозмутимо спокойным лицом.

- Потерять тебя - никогда не было моим выбором.

- Лишь привести сюда - было.

Еще один удар попал в цель без всяких усилий, с холодной режущей точностью, заставляя Вейдера задаться вопросом, не учился ли мальчик у Палпатина слишком многому.

- Я сказал тебе - я не жалею о своих решениях.

Люк пристально взглянул на бесчувственную маску, пытаясь найти за ней глаза отца, но видел только собственное отражение, темное и искривленное.

- Я жалею о них, - прошептал он снова тоскливым голосом, сокрушая Вейдера в этот безусловно искренний момент своими быстрыми и резкими переменами. - Я надеялся… - он коротко рассмеялся без всякого намека на веселье, без всякого защитного выражения на лице, перетянутом горечью поражения, перейдя в одно мгновение биения сердца от острой презрительной манеры к полной открытости, сняв внезапно все свои щиты. - Так глупо… наивно, слепо, безрассудно. И каждый раз, когда ты возвращался, какая-то крошечная часть меня надеялась снова. Глупо - потому что все, на что я когда-либо надеялся, я потерял.