В широком прокате

– Наконец-то вы пришли, – обратилась ко мне Лола, улыбнувшись как своей старой знакомой. Улыбка у неё была как у Джулии Робертс, такая же открытая и заразительная. Следующую фразу женщина адресовала Сандре, которая, скрестив руки и мрачно глядя на меня, стояла позади Дэвида: – Проследите за тем, чтобы всякие прощелыги, – она презрительным взглядом смерила Штильмана, намеренно не смотревшего в её сторону, – не мешали нам работать.

Сценаристка отступила вглубь номера, и я прощемилась внутрь. Она затворила дверь и, изо всех сил упираясь ногами в пол, плотно придвинула к ней тяжеленный комод так, чтобы никто не смог войти.

Эмили Уилсон уже была здесь. Скромно примостившись на краешке постели, она растерянно кивнула мне, когда я глянула на неё.

Многие таблоиды называли Эмили моей «британской конкуренткой». Но в реальности мы не конкурировали друг с другом: мир кино слишком огромен, и двум целеустремлённым актрисам хватало в нём места. Крепкой дружбы между нами не существовало, но при этом мы были в тёплых отношениях. Случались ситуации, когда желанная роль доставалась ей, а не мне; впрочем, пару раз режиссёры отдавали предпочтение мне вместо неё. Но мы обе считали это недостаточной причиной для вражды и, встречаясь, веселились над заголовками статей, «раскрывающих всю правду о войне двух талантливейших актрис нашего поколения».

Однако в Эмили было кое-что, чему втайне я завидовала белой завистью: она была красива. Не просто милой, очаровательной или неотразимой. Чертовски красивой. И если меня на шкале красоты можно было расположить где-то в области «недурна собой», то Уилсон находилась на отметке «совершенство». Говоря это, я не имею в виду только лишь внешность. Внутри яркой обёртки обитала соответствующая ей конфетка. Британка обладала незаурядным умом и большим сердцем, что делало её ещё более привлекательной в глазах общественности.

Но, как это часто бывает с людьми, наделёнными внешней и внутренней прелестью, её личная жизнь была далека от идеала. У Эмили, почти ровесницы Джен, не ладились сердечные дела, и в чём там была причина, я понятия не имела. Вероятно, рано или поздно она начинала воображать, что каждый её ухажёр – это всего-навсего коварный собственник, и каждому из них важна не она сама, но ощущение превосходство перед теми, кто не сумел её завоевать. А может, Уилсон просто имела неуживчивый характер. В любом случае, мы не говорили с ней на эту тему, поэтому мои домыслы оставались только домыслами.

Невысокого роста, хрупкая, как балерина, с лебединой шеей, фарфоровой кожей и копной густых тёмно-русых волос, она неизбежно притягивала к себе внимание, хоть, возможно, и не всегда этого желала. Глаза миндального цвета с естественным, даже щенячьим вниманием следили за собеседником. Черты её лица были мягкими и сбалансированными, точно сама природа волшебными резцами поработала над каждой линией.

Я заняла место рядом с Эмили и выжидательно взглянула на Лолу. Наконец мне представился случай детально разглядеть её.

Кто-то сказал мне, что женщина была на пару лет старше Штильмана (а Дэвиду в прошлом году исполнилось 36). В целом она выглядела на свой возраст. Единственное, что никак не вязалось с её годами, – это выражение лица, которое было по-детски озорным и лукавым, словно она ежесекундно замышляла шалость. С трудом верилось, что человек с такими живыми глазами может страдать от депрессии и временами желать покончить с собой.

Левое предплечье её по-прежнему было замотано бинтом.

Андерсон ответила мне проницательным взором и, сев прямо на пол напротив нас с Эмили, звонко проговорила:

– Штильман – грязное животное.

Я молчала, ожидая продолжения. Уилсон тоже никак не реагировала на это заявление.

– Я устала от его общества. Поэтому буду писать сценарий одна. Иначе мы никогда не сдвинемся с мёртвой точки. Та милая особа, Сандра, позволила мне избавиться от присутствия этого бумагомарателя.

Странно было слышать слова «милая особа» и «Сандра» в одном предложении. Для меня они были несовместимы.

– Но я никак не могу определиться, о чём писать.

– Вы полагаете, мы в силах помочь вам с темой? – проронила Эмили.

Лола загадочно усмехнулась, так и не ответив на вопрос.

– Чего вам не хватает здесь больше всего? – женщина перевела тему. – Я имею в виду, не ваших близких. Мне вот, например, смерть как хочется покурить.

Я вздрогнула, услышав “смерть”, точно уста сценаристки могли это слово непостижимым образом материализовать.

– Мне не хватает свежего воздуха, – глухо призналась Уилсон. – Порой я просыпаюсь ночью и ощущаю себя заживо похороненной, будто кислород вот-вот закончится, и лёгкие больше не смогут совершить ни единого вдоха. Я бы многое отдала, чтобы оказаться сейчас где-нибудь в лесу и хотя бы полчаса дышать его прохладной свежестью.