В сетях интриги. Дилогия

Долго так длилась эта двойная молитва. Устав стоять на коленях, Анна присела на маленькую скамеечку, стоящую тут же, прислонилась головой к небольшому аналою и затихла.

Обратив теперь внимание на себя, она почувствовала, что голова почти не болит больше. Облегчилась и тяжесть, давившая грудь весь вечер. Этот противный клубок, стоящий в горле часами, вызывающий тошноту, лишающий воздуха, приносящий смертельную тоску, — он исчез. И только лицо было мокро от слёз, появления которых не заметила сама Анна в минуты недавнего своего молитвенного полузабытья.

И сейчас эти слёзы, крупные, частые, легко вытекают из широко раскрытых глаз, скатываются одна за другой по щекам, текут по шее, по груди, слегка щекоча разгорячённую кожу, но принося прохладу лицу и груди, давая облегчение просветлённой душе.

Так, сидя на скамеечке, не шевеляся, как бы опасаясь сломить это отрадное настроение, прогнать минуту телесного покоя и душевного равновесия, навеянного на неё молитвой, долго оставалась принцесса, не глядя на любимую подругу Юлию, уже раза два осторожно напоминавшую, что пора на отдых.

Полночь пробила. Торжественно-печальный перезвон башенных курантов прозвучал в Петропавловской крепости за Невой.

Только тогда, словно пробудившись от дум и грёз наяву, поднялась Анна, перешла к постели, где её ждала Юлия.

Обе они улеглись тут рядом, как это делали часто, потому что Анна боялась спать одна. Но ещё долго сон не мог овладеть возбуждённой душою принцессы, и полусонная Юлия часто невпопад отвечала на вопросы подруги, против обыкновения оживлённой и болтливой…

Встать на другой день пришлось довольно рано. Весь день чего-то напряжённо ждала принцесса, все в ней металось и трепетало. То ей хотелось дать знать Миниху, чтобы он оставил свою затею. То мысленно просила Бога, скорее бы настала ночь, чтобы наконец свершилась давно жданная месть… Чтобы и надменный, бездушный похититель власти на себе изведал наконец удар, так часто наносимый другим его тяжёлой рукой…

Всю ночь решила не спать Анна, чтобы радостная весть застала её готовой ко всему.

Но только настала эта ночь — и смертельная усталость, неодолимая дрёма овладела женщиной, силы которой были исчерпаны всеми вчерашними переживаниями и бессонницей.

— Слышишь, Юлия, я не буду спать… Я одетая полежу на постели. И ты не ложись. И если только что-нибудь… кто-нибудь… от него… Понимаешь? Сейчас же веди ко мне! Я не буду спать…

Но, ещё не досказав последнего слова, она уже уснула тяжёлым, крепким сном. И даже лёгкий храп разнёсся по обширной опочивальне, слабо озаряемой неугасимыми лампадами у киота и парой восковых свечей, оставшихся не потушенными в канделябрах на туалетном столе.

Юлия, добродушно усмехнувшись, укрыла подругу, подсела к туалетному столу, распустила на ночь волосы, сняв с них лишнюю пудру, затем, стряхнув кружева ночной кофточки от пудры, полюбовавшись на свою хорошенькую фигурку и тонко очерченное личико, поглядев на спящую подругу, как бы сравнивая себя с нею, Юлия, оставшись довольна сравнением, зевнула и пошла к дверям опочивальни, которые вели в небольшую проходную комнату, отделяющую спальню Анны от комнаты её любимой фрейлины и подруги.

Хорошенькая, плутоватая на вид горничная Менгден ожидала здесь приказаний госпожи.

— Оставайся тут, Лизетта. Может быть, явится кто-нибудь. Тогда разбуди меня. Я сосну немного у себя… одна в моей постели. Я так устала за эти дни.

И она скрылась за дверьми своей комнаты, где быстро улеглась, свернулась под тёплым покрывалом и уснула так же быстро и крепко, как её подруга в своей пышной, царственно убранной опочивальне.

Юлия не знала, сколько времени она спала, но почувствовала, что чья-то рука слегка проводит ей по ногам, словно гладит или желает разбудить и не испугать в то же время.

Мешая сон, сейчас виденный ею, с действительностью, Юлия зашептала:

— Граф Линар… это вы? Мой Шарль… а я и не ждала тебя сего…

— Барышня, вставайте скорее! — услышала она голос своей Лизетты. — Барон… Брат ваш там. Просит сейчас, сию минуту. Важнейшее дело… Сию минуту!

— Брат?! Так поздно? Боже мой!.. Который час?

— Первого половина, баронесса. Они просили немедля. Они ждут…

Но Юлия уже не слушала её. Накинув кое-как на рубаху пеньюар, лежащий под рукою, она перешла в соседнюю комнату, где брат её, барон фон Менгден в нетерпении широкими шагами мерил из угла в угол тесное пространство, поглядывая на часы, стоящие на камине.

— Наконец-то! — кинулся он навстречу сестре. — Слышала ведь: я, брат, пришёл, не иной кто… Надо было возиться с туалетом!

Красное лицо, возбуждённый вид барона сразу показывали, что он явился прямо с весёлой пирушки, до каких был большой охотник. Но явный, почти животный страх, искажающий теперь довольно красивые черты барона, сразу захватил и сестру, и без того ожидавшую чего-то грозного.

— Я торопилась… Видишь, полуодета… — смиренно, против обыкновения, заметила она. — Но не томи. Что случилось? Беда грозит, да?