Известно, что русские министры думали таким же образом воспользоваться американцами Кеннаном и Фростом, которых послал один американский журнал проверить на месте состояние русских тюрем. Но они осеклись. Кеннан выучился по-русски, перезнакомился со всеми ссыльными в Сибири и правдиво рассказал то, что узнал.
Теперь ссылка в Сибирь – по крайней мере, по суду – отменена, и кое-где внутри России понастроили «реформированных» тюрем. По отношению к русским тюрьмам моя книга имеет, таким образом, интерес преимущественно исторический. Но пусть же она будет хоть историческим свидетельством того, с какой невообразимой жестокостью обращалась с русским народом наша бюрократия целые тридцать или сорок лет после уничтожение крепостного права. Пусть же знают все, что они поддерживали, как они противились тридцать лет самым скромным преобразованием, – как попирали они все самые основные права человека.
А впрочем, – точно ли теперешние русские тюрьмы изменились к лучшему? Белил, да тертого кирпича тратят теперь побольше, – спора нет – в разных «Предварительных» и образцовых «Крестах». Но
Одна из глав этой книги посвящена описанию того, что я видел во французских тюрьмах: – в Лионской, губернской и в «Централке», в Клерво. Тем, которые не преминут сказать, что тут, может быть, есть преувеличение, замечу только, что этот очерк, переведенный в Temps, был признан во Франции настолько объективным, что им пользовались как документом в Палате, в прениех о тюремной реформе. Во Франции, как и везде, вся система тюрем стоит на ложном основании и требует полнейшего пересмотра, – честного, серьезного, вдумчивого пересмотра со стороны общества.
Две последние главы моей книги посвящены, поэтому, разбору глубоко вредного влияние, которое тюрьмы повсеместно оказывают на общественную нравственность, и вопросу о том, – нужно ли современному человечеству поддерживать эти несомненно зловредные учреждение?
Если бы мне предстояло теперь написать сызнова об этом последнем вопросе, я мог бы доказать свои положение с гораздо большею полнотою, на основании целой массы накопленных тех пор наблюдений и материалов, а также некоторых новых исследований, которыми обогатилась литература. Но именно обилие наличных материалов заставляет меня отказаться от мысли разработать сызнова этот в высшей степени важный вопрос. Впрочем, он настолько настоятелен, что несомненно найдутся молодые силы, которые возьмутся за эту работу в указанном здесь направлении. В Америке такая работа уже начата.
Бромлей. Англия.
Февраль, 1906 г.
Введение
В сутолоке жизни, когда внимание наше поглощено повседневными житейскими мелочами, мы все бываем склонны забывать о глубоких язвах, разъедающих общество, и не уделяем им того внимание, которого они в действительности заслуживают. Иногда в печать проникают сенсационные «разоблачение», касающиеся какой-либо мрачной стороны нашей общественной жизни и если эти разоблачение успевают хоть немного пробудить нас от спячки и обратить на себя внимание общества, – в газетах, в течении одного-двух месяцев, появляются иногда превосходные статьи и «письма в редакцию» по поводу затронутого явление. Нередко в этих статьях и письмах проявляется не мало здравого смысла и высокой гуманности, но обыкновенно подобная, внезапно поднятая в прессе и обществе, агитация вскоре замирает. Прибавив несколько новых параграфов к существующим уже сотням тысяч узаконений; сделав несколько микроскопических попыток с целью бороться, путем единичных усилий, с глубоко укоренившимся злом, которое можно победить лишь усилиями всего общества, – мы снова погружаемся в мелочи жизни, не заботясь о результатах недавней агитации. Хорошо еще, если, после всего поднятого шума, положение вещей не ухудшилось.