Сегодня вечером пойдем в ночной обход. Руутхольм сказал, что нам придется проверить дом за домом несколько кварталов. Нашему батальону приказали прочесать очень большой район. Весь участок между Пярнуским и Палдисским шоссе и даже больше. Ребята из нашего батальона иногда патрулируют на улицах этого района, и мы прочесываем временами тот или иной квартал. До сих пор в городе, во всяком случае в нашем секторе, ничего особенного не случалось. Но я понимаю, что осторожность помешать не может. В Вали я на своей шкуре испытал, что значит потерять бдительность. В Таллине, само собой, тоже хватает сомнительных личностей, выжидающих удобного момента, чтобы послать нам пулю в спину.
Перед выступлением, в обход командир роты Мюрк-маа выстраивает нас и взывает к чувству долга.
- Глядите в оба! - говорит он. - Всех подозрительных задерживать. Если кто попробует улизнуть - хватайте! Кто окажет сопротивление, по головке не гладьте. Понадобится - применяйте и оружие!
Руутхольм уточняет:
- Оружие применяйте лишь в том случае, если на вас нападут и вы не сумеете защититься иначе.
Мюркмаа из тех, кто любит, чтобы последнее слово оставалось за ними, и поэтому добавляет:
- В тех, кто попытается бежать и не подчинится вашему приказу, надо стрелять. Каждый сбежавший бандит - это пособник фашистов.
У командира нашей роты - странная, редкая фамилия, да и вообще он человек приметный. По-моему, у этого плечистого мужчины внешность настоящего военного. Строгие, даже вызывающе резкие манеры, суровый взгляд, сжатый рот, крутой, сильный подбородок. Он один из самых старших в роте, ему лет сорок - сорок пять. Упрямый, видно, человек.
Я доволен, что нашей роте досталась не та улица, на которой у меня много знакомых. К чужим легче стучаться в дверь, легче требовать, чтобы тебя впустили. Нам велели держаться в квартирах корректно, никаких беспокойств не причинять: проверить паспорта и сразу уйти, если только не обнаружится чего подозрительного. Но корректность корректностью, а все равно же будишь людей. Каково же смотреть им при этом в лицо, особенно знакомым?
Нет, лучше ходить по улицам. Оно как-то спокойнее. Если кто дунет, само собой, я не стану смотреть вслед разинув рот. Мы с напарником держимся на виду друг у друга, а вдвоем можно справиться и с вышколенным диверсантом.
Навстречу мне бредет, чуть пошатываясь, какой-то папаша. Я уже сразу догадываюсь, что у него нет ночного пропуска.
- Ваши документы, гражданин, - спрашиваю я сугубо официально.
- Да я живу совсем рядом, за углом, улица Кянну, девять, квартира пять, - говорит старик и подмигивает мне.
- Удостоверение личности! Ночной пропуск, - требую я сурово.
- Паспорт дома лежит. Я ведь не диверсант какой, не подозрительный элемент.
- Приказано задерживать всех лиц, не имеющих документов.
Папаша задумывается и спрашивает:
- Сколько тебе лет, парень?
- Четырнадцать.
- Чего?
- Четырнадцать. Вчера исполнилось.
- Ты меня за дурачка не считай.
- Нет, значит, документов?
Он переминается с ноги на ногу и вдруг протягивает мне согнутый палец:
- Разогни!
Я эти хитрости знаю и потому говорю:
- Ты сперва покажи, может, он у тебя вообще не разгибается.
Он показывает, что палец распрямляется, и сгибает его снова.
Некоторое время мы играем в эту игру. Палец у деда словно железный никак не разогнешь. Но и он не может разогнуть мой.
- Ничья, - говорю я папаше. Он спрашивает:
- У тебя что за работа?
- Монтажник центрального отопления.
Ну, я немножко прихвастнул: какой я монтажник? Ученик, в лучшем случае подмастерье, но уж никак не водопроводчик с опытом.
- Так мы же почти одного цеха. Я тоже по железной части. Автомеханик. И не стыдно тебе своих загребать?
Я решаю его отпустить.
- Ну ладно. Ступай себе аккуратно.
- Палец у тебя крепкий, - говорит он уважительно. - Ох, и задаст же мне жена!.. Немцы, говорят, уже в Мярьямаа. Куришь?
- Загуляешь еще раз - не забывай документы.
- Спасибо за науку, сынок. Кто это тебя так красиво отделал?
Заметил, значит, что у меня половина лица все еще в разводах.
- Да просто так. Случается.
- Я, когда в рекрутах был, тоже дрался. Из-за девчонок и просто так. Чтобы развлечься малость.
- Начальство идет, смывайся.
- Не боюсь я ни начальства, ни подчиненных.
- Мне из-за тебя влетит. У тебя ведь ни паспорта, ни пропуска.
- Ну раз так, пойду. Но сколько же тебе лет? - Полных двадцать.
- В двадцать лет я тоже был хват. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
- Не пускай фашистов в Таллин.
- Да уж не пустим, разве что не справимся, тогда...
- Тогда - беда. Ну, прощай.
- Прощай.
Болтовня с этим веселым дедом немножко приподняла мое настроение. Я насвистываю потихоньку "Шумящий лес" и думаю про себя, что такие вот старые коряги чертовски здоровы тягаться на пальцах. Теперь мы занимаемся боксом, легкой атлетикой, гоняем футбольный мяч, играем в волейбол, баскетбол, а тогда перетягивали палку, разгибали пальцы, поднимали камни и толкали друг друга в грудь. В молодости не обойтись без того, чтобы не испытать свои силы. "Чтобы развлечься малость". Драться я не люблю, но боксерские перчатки надеваю с удовольствием.