В разгаре лета

Словом, я не оставляю Тумме в покое, пока он не соглашается. Политрук мало верит в нашу миссию, но не запрещает нам сходить в город.

Тумме оказался прав: мы не застаем Нийдаса. Его мать говорит нам, будто Энделю дали важное поручение. Все это весьма туманно, хоть мать и пытается объяснить нам, какие ответственные дела возложены на ее сына. Выходит, будто Нийдаса куда-то командировали. Мы, конечно, не пробалтываемся матери, что ее сыночек предал своих товарищей. Зачем огорчать старуху? Ей и без нас хватает забот. Терпеть не могу таких жутко принципиальных типов, которые видят свое высокое призвание в том, чтобы растравлять всем душу.

- Соврал он, значит, матери, - сказал я на улице Тумме, догнав его.

Но ему не хочется болтать, И некоторое время мы идем молча.

У меня возникает желание зайти в главную контору. Лучше бы оно не возникало. Я забываю о моем разукрашенном синяками лице. Лишь после того, как конторщицы начинают ахать и охать, я соображаю о своей промашке. Боже упаси от этих конторских барышень! Мужчины, те не стали бы спрашивать: где, мол, вы так подрались? Меня спасает Тумме.

- Наш молодой мастер (черт подери, и он тоже поддевает) попал в плен к фашистам, - сообщает Тумме очень серьезным голосом, - дрался он, это точно, и не в кабаке себе на потеху, а воевал с настоящими бандитами.

В женщинах пробуждаются сочувствие и любопытство, и, чтобы как-то отделаться, я вынужден сострить, будто боксировал с самим Гитлером. Конторщицы обижаются, но все же оставляют меня в покое.

Вечером того же дня меня отыскивает в батальоне Ирья. Лийве. Это совсем выбивает меня из колеи. Я успеваю заметить, что она совсем растерянна и не знает, как приступить к разговору.

- Вы попали в Пярнумаа... к ним в руки? - неуверенно начинает она.

Я киваю.

- Среди них был и Эндель Элиас?

В ее больших глазах столько отчаяния и боли, что я предпочитаю смолчать.

- Скажите мне честно.

Я по-прежнему не раскрываю рта.

- Говорят, будто вы его видели.

Тяжело отнимать у человека последнюю надежду. Я этого не умею.

Качаю в ответ головой, словно я немой и могу объясняться только знаками.

- Прошу вас, не скрывайте от меня ничего.

И тут мне вспоминаются назойливые расспросы Руутхольма: "А ты не ошибся? А ты уверен, что это был наш инженер?" До чего же мне сейчас хотелось бы, чтобы я и в самом деле ошибся! А может, я и вправду ошибся?

- Нет, я не видел там... главного инженера,

Ей-богу, в этот миг мне самому кажется, что тогда, в Вали, я обознался.

Взгляд Ирьи Лийве меняется. Глаза ее как бы оживают.

- Это правда?

- Кто вам сказал, что я видел Элиаса?

Она не отвечает, но готов побиться об заклад, что это был Нийдас. Нийдас же говорил нам, что он ходил в наркомат. Небось столкнулся там с невестой Элиаса и выболтал ей все.

- Так, значит, вы не встречали... Элиаса?

- Нет.

Сказав это, я почувствовал, что если она задаст мне этот вопрос в третий раз, то я не удержусь и скажу правду.

Сейчас, когда я снова валяюсь под стогом и гляжу на кучевые облака, я уже не уверен, правильно ли я поступил. Может, все-таки следовало сказать правду.

За эти дни, что я провел в батальоне, мне стало малость легче. Во-первых, немцы не подошли к Таллину, их задержали возле Мярьямаа. Во-вторых, настроение в батальоне бодрое Всевозможные слухи тревожат меня уже гораздо меньше. Да я их почти и не слышу: ведь Нийдас так и не вернулся.

Да, бойцы из Пярнуского истребительного батальона оказались не из пугливых. Прекрасные ребята - сам черт им не страшен. Голову на отсечение, что рота, попавшая под Хяядемеесте в окружение, не подняла руки вверх, а мужественно билась до конца.

Не знаю, насколько глубоко немцы продвинулись на Тартуском и Вильяндиском направлениях. Судя по разговорам, и Тарту и Вильянди уже сданы. В сводках Информбюро названия эстонских городов все еще не появляются.

Но теперь я знаю немножно больше насчет того, что происходит в секторе Пярну - Таллин. Немцам не удалось продвинуться дальше Мярьямаа. По всем данным, они наткнулись там на сильное сопротивление частей Красной Армии. Наш истребительный батальон по-прежнему занимает оборону в районе между озером Харку и Мустамяэ, но над Таллином, кажется, не нависает уже непосредственной угрозы. Может быть, через* несколько недель или даже через несколько дней положение снова станет критическим, но в настоящий момент напряжение значительно спало.

В душе я доволен, что решено защищать Таллин до последнего. Так или иначе, Таллин мы легко не отдадим. Теперь я уверен почти на все сто, что немцам не овладеть столицей нашей республики.