В рабстве у бога

Я невольно вздрогнул - воспоминание о любимой картине, что висела в моей спаленке, где по вечерам огонек свечи освещал страницы книги, которой я замыкал день, пронзило меня. Вида я не подал. Очагов между тем все говорил и говорил...

- С каждым днем дядя возвращался все более мрачный - сообщал, что день прошел впустую, молча заправлялся похлебкой и заваливался спать. Иногда, когда угрюмые мысли перебивали сон, начинал вслух пытать себя - может, он на самом деле спятил, и это приключение не более, чем сон. М(рок какой-то... Некая флуктуация, действующая в этой местности на сознание человека?.. Потом долго рассматривал холсты, поглядывал на меня - я не мог сдержать дрожь в руках, так мне было весело, так хотелось работать удовлетворенно хмыкал, оживал на глазах. Ничего другого он якобы и не ожидал. Это на меня фламатер действует, уверял он. Значит, будем продолжать поиски.

Я только саркастически хмыкал - фламатер так фламатер. Главное, чтобы хорошо работалось, а уж звездные корабли, худсовет, членов которого сразу перекосит, стоит им только увидеть мои работы, - это дело десятое...

Потом пошла ещё более удивительная дичь. Какие-то твари, рассевшиеся на сопках и любующиеся звездным небом, совсем непохожим на наше. Я хорошо запомнил, как, пугаясь самого себя, касался кончиком кисти полотна. Я точно знал, в каком месте уколоть золотистым мазком подернутый черно-фиолетовой тьмой небосвод. В этом было что-то от религиозного обряда, от созидания иконы. Любая ошибка в местоположении той или иной звезды казалась страшным грехом, не подлежащим прощению. Любой сбой мог нарушить стройность общей картины и прав-до-по-до-бие.

Представляете, правдоподобие!..

Потом я принялся за тварей. Это были жуткие и в то же время милые уродцы. Невелики размерами - высотой примерно в метр с четвертью. Пятипалые, только вместо большого пальца острый шип. Как бы их окрестить? Разве что динозаврами с лицами. Не человеческими, конечно, но их морды были настолько выразительны, что их можно было назвать лицами. Они обладали не общим выражением, я различал несхожие черты... Одним словом, страх господень!..

Тут ко мне ни с того, ни с сего пошли посетители. Один за другим. То местный оленевод явится, то лесник. Этот все больше насчет дяди интересовался - где он ходит, что ищет? Отвечаю - ускорение силы тяжести измеряет, а сам гребешок на спине у одной очень милой ящерки дорисовываю. А зачем он ускорение измеряет? Потому что ученый, понимать надо! Прислан Академией наук для предварительного обследования территории. А ты зачем чудищ рисуешь? Это что, абстракционизм? Нет, говорю, это - социалистический сюррреализм. Такое новое направление в искусстве, намеченное решением последнего пленума ЦК. Врешь ты, говорит лесник, чтобы на всякую муру ещё и решение партии! Я отвечаю - почему муру. Вы здесь в Якутии кукурузу сажали? А как же, рапортует он, все согласно постановления. Вот теперь и рассуди, говорю, вы кукурузу в Приполярье сажаете, я сюрреализм рисую. Каждый из нас при деле, а все вместе мы - необоримая сила современности.

Лесник оказался не так прост, как прикидывался. Ладно, говорит, насчет ящериц мне понятно, хотя их здесь отродясь не бывало, а вот зачем он ускорение измеряет? Это по какому постановлению ЦК?

С целью эксперимента, отвечаю. Конечно, о звездном корабле я и не заикался - сразу свяжут и отправят в психушку. Изучает, как распределяются массы в теле Земли. Зачем, спрашивает. Чтобы знать, говорю. Пойми, ты, садовая голова, он - ученый!.. Такой попался зануда!

Очагов замолчал - видно, воспоминания о тех днях давались ему нелегко. А может, он ждал моей реакции? Не знаю. Я прикусил язык. С подобными занудами мне уже приходилось встречаться. С уголовником, омоновцем, капитаном милиции... Робот роботом, а в зубы бьет квалифицировано. Как царский жандарм... Даже, представьте, с самим господом богом, имел встречу. Даже две, но об этом лучше помалкивать.

- Наконец, я, как зверь, вцепился в интереснейший сюжет. Что-то смутно бродило в голове. Представьте - пасторальная северная сцена: невесомое округлое небо, все вокруг полнится солнечным светом, сопки нежатся, деревца питаются теплом. Лось вышел на водопой, щурится на солнышко. Ветерок прилег... Знакомая нам сопка, со срезанной вершиной, как бы оставившая строй своих старших пышнотелых собратьев и сбежавшая к воде... Ясен пейзаж, не правда ли?

Я пожал плечами. Он продолжил.

- И в недрах этой сопки таится что-то чудовищное, яйцеобразное, неразличимое для случайного взгляда. Словно сложенная из земных пород пирамида вынашивает под сердцем чуждый нашей природе, жуткий плод. Не злобный, не добрый, а непонятно какой. Чужой!.. И все-то ему неловко в утробе, он ворочается, места себе найти не может, пуповина от него куда-то вниз тянется.