- Житуха была - ни в сказке сказать, ни пером описать! Схожу утром на охоту, подстрелю зайца или куропаток - и в котелок! Разведу костер, разложу стульчик, поставлю мольберт. Так хорошо, тихо... Вода в речке струйкает. Горы, чем дальше к горизонту, тем син(е. Небо чистое, воздух ясности необыкновенной. Такое впечатление, что все вокруг залито неощутимой бирюзовой жидкостью. Переливы цветов бесконечны, и все больше пастельные тона. Там в природе нет навязчивой звучности, знаете, жирной такой, южной красоты. Там, в зоне, всё переливы, неброские оттенки... Желтоватый откос, разноцветная галька в реке, стланик по склонам, в пойме редкий лиственичник. Все замерло, дышит, вбирает тепло, спешит подрасти. Зверью всякому надо успеть вывести потомство, деревьям шишечки народить, травинкам отцвести. Попал я там и на грибы - вот где их видимо-невидимо. Торопятся, шляпки высовывают... Буквально ходишь по грибам. Но это чудо всего на два дня. Уже к вечеру приходится большую часть добычи выбрасывать. Червивые!.. На утро здоровый гриб уже днем с огнем не найдешь. А какие крепенькие, чистые из земли вылезали... В обед искупаешься, рыбку половишь.
Собственно с грибов все и началось, но это потом. Сначала я места себе найти не мог. Представляете, в таком раю - и не пишется! Конечно, в конце концов я надавил на себя, принялся малевать. Рисовал с накомарником на голове, упорно, часами, но все равно чего-то на полотнах не хватало. Может, не те сюжеты выбирал? Не знаю. Томительно было на душе, все ждал хорошего. Ходил как неприкаянный, пока однажды не окунулся в омуток - в этот момент меня как бы пронзило. Не знал - о чем, как... Стоило натянуть холст, дальше все пошло само собой. Более откровенной бредятины, какую я начудил в тот день, мне никогда видеть не приходилось. Причем, картина была в целом закончена, только следовало дать ей отлежаться, подправить кое-что и можно на выставку. Только какой худсовет её бы принял?! Знаете, что я изобразил? Групповой портрет победителей конкурса по выдавливанию зубной пасты из тюбика. Так они и стояли на пьедестале, установленном на лужайке под сенью старого дуба. У одного на щетке из пасты была воссоздана роза, у другого несколько тюльпанов. Лауреат ухитрился выдавить на щетку сказочный домик.
Он сделал паузу, развел руками и хлопнул себя по полам пальто. В вагоне вновь ярко вспыхнули лампы.
- Не желаете закурить? - спросил он, и мы отправились в тамбур.
Виктор Александрович затянулся, потом продолжил.
- Следующая моя работа уже припахивала явным душевным нездоровьем. Я бы так назвал ее: "Заготовка грибов в тридесятом царстве-государстве".
Представьте гористую местность, точнее, спину чудо-юдо рыбы-кит. Местные жители отправляются на заготовку грибов - запрягают в телеги лошадей, складывают туда двуручные пилы, топоры, веревки бухтами... Грибы все боровики, подосиновики, рыжики, маслята высотой в рост человека. Вот они, мужики, их дружно, с песнями, пилят, рубят, укладывают на телеги и с везут в деревню. Девки и малые дети собирают щепки - их жарят с картошкой, закатывают в банки. Так лихо, в охотку работают...
И пошло-поехало. Следом я нарисовал удивительный пейзаж, как если бы лежащая передо мной местность освещалась двумя светилами. Одно - огромное, в четверть неба, синевато-белое, с алыми приблесками по краям; другое чуть меньше Солнца, только горячее, ярче и золотистей. Следующее полотно какой-то удивительный сюр. Странная фигура, рот растянут и изогнут в виде сабли. Существо прикрыто мешком с прорезями для рук и ног, горловина затянута на шее. Поверх мешка накинут плащ с капюшоном. Улица, на которой была изображена эта фигура, выходила на площадь к костелу и, огибая его, устремлялась влево и чуть вверх. Небо над городом отливало темной синью, все другие предметы - стены домов, крыши, уличные фонари - я размалевал тускло-желтой и красной, как кровяная соль, красками. Костел - желтый, стрельчатые оконные проемы - шафранные, тени - красные, крест грозно золотился на фоне насупившегося ультрамаринового неба. Удивительно было другое - как только я закончил картину, сразу обратил внимание, что взгляд существа менялся с неуловимой быстротой. Как, впрочем, и выражение лица. Хохот неожиданно уступал место негодованию, брови вдруг изумленно ползли вверх, то вдруг по морщинистым щекам начинали скатываться слезы. Следом на лице появлялась лукавая усмешка.
В ту ночь я долго не мог заснуть - спрятал подальше от дяди эту картину, прикинул: если дело и дальше так пойдет, то вскоре я непременно обнаружу в этом глухом таежном краю орду пришельцев. Утром вновь чудесное настроение, опять потянуло к мольберту. В тот день я написал лучшее, из всего наработанного в Якутии. Жанровую вещицу в манере старых фламандцев грубый дощатый стол, три женщины играют в карты. Единственный источник света - догорающая свеча... А какой колорит!..