В прыжке

Завидев стоявшую на обочине полицейскую машину, дед съежился, а когда мы проехали мимо, ему явно полегчало. Мы притормозили возле дома, выкрашенного в желтый, и дед сказал, что ему нужно забежать кое к кому. Я думал, тут живет его приятель, с которым можно обсудить курение и пиво, однако дверь открыла женщина. В мире встречаются люди приятные, но попадаются и унылые. А вот тех, которые ни туда, ни сюда, понять бывает труднее. Поэтому рада ли была женщина по имени Гудрун видеть деда, я не знаю. На вопросы его она отвечала, даже в дом пригласила, однако сама ни о чем не спрашивала, и рукопожатие у нее было вялое, как дохлая рыбеха.

В квартире пахло чердаком и сигаретами, сама Гудрун ходила в платье, делавшем ее похожей на одеяло. Судя по морщинам, деду она ровесница, но я и прежде ошибался, поэтому наверняка скажу лишь, что она немолодая.

Гудрун поставила кофе, спросила, хочу ли я колы, и, не дождавшись ответа, протянула мне банку. Дед поинтересовался, есть ли у нее пиво, но имелись только кофе и кола.

Дед поболтал с Гудрун о каких-то общих знакомцах, мне неизвестных, после чего сказал, что был бесконечно счастлив ее увидеть, ведь у них вдвоем столько чудесных воспоминаний. В ответ Гудрун издала какой-то звук – может, и не хмыкнула, но радости в голосе не было.

Дед перешел к делу, ради которого, похоже, приехал. Сказал, что времена настали непростые и придется мне пожить у него. Это немалая ответственность, и он относится к своим обязанностям очень серьезно. Вот только заначка кончилась, кормить он теперь должен целых два рта, и ему хотелось бы побаловать меня не только замороженной пиццей и уцененными продуктами.

Когда дед попросил Гудрун одолжить ему совсем чуть-чуть – просто потому что ситуация сложилась непростая, – та словно в одну секунду постарела. Потом заговорила. Вообще-то, считала Гудрун, деньги не главное, и если у меня есть мать, ей следовало бы дать мне что-то на карманные расходы. Дедушка согласен: ну конечно, лучше бы маме снабдить меня пачкой тысячных, но вместо этого у нас коробки из-под пиццы и пустые бутылки, так что если Гудрун попросит, он и на колени перед ней встать готов. В этом суть любви к ближнему.

Тут дед ввернул еще какие-то слова, которых я не знаю. К тому же двадцатого он получит пенсию и все вернет. Если надо, даже с процентами. А не задолжал ли дед ей уже какую-то сумму? – припомнила вдруг Гудрун, и тут уж дедушка оскорбился не на шутку: если он и занимал у нее сколько-то, то уже точно все вернул – до последней кроны.

Едва я допил колу, как Гудрун вытащила кошелек, который сама называла портмоне, и протянула деду две пятисотенных банкноты. Дед рассыпался в благодарностях, даже руку ей поцеловал, и вскоре мы уже сидели в машине.

– Если она тебя спросит, то я все ей вернул, – предупредил дед.

– В смысле?

– Гудрун дико забывчивая. Бывает, одолжит мне денег, а сама забудет.

– Так ты, значит…

– Да знаю, знаю, тут я не герой. Но денег у нее немерено, ты не думай. С голоду не умрет, из дома ее тоже не выселят. Я ее доходы проверил – заглянул в налоговые бумажки. Так вот: она вполне может себе позволить мраморную виллу с джакузи.

– Если хочешь, чтобы я тебе помогал, то расскажи, почему вы с папой поссорились.

Дедушка поразмыслил и пришел к выводу, что предложение стоящее.

Домой мы возвращались проселочными дорогами – видимо, чтобы не столкнуться с полицейскими. Дед рассказывал о папе. Иногда мне казалось, будто он говорит о ком-то незнакомом.

Папа считал, что дедушка – скверный пример для нас с Бертиной, и деньги ему одалживать не желал. По мнению папы, дед был транжирой. Дедушка и не спорил: с деньгами он управляться не мастак, пусть папе и стоило бы хоть немножко поделиться. Ведь дед когда-то кучу монет угрохал на его воспитание. Заслышав такое, папа возмутился: дед его воспитанием не сказать чтоб заморачивался, а деньги если и тратил, то совсем на другое. Нет, дедушка не отрицал, что и на курево тратился, и на всякое веселье…

Они поссорились, дед вспылил и пригрозил заявить в налоговую о папиных доходах, которые тот утаивает. Вообще-то сообщить «органам власти» – это его обязанность. И тут я влез с предположением о «контрабандных деньгах». Впрочем, я и сам не знаю, что такое контрабандные деньги.

Дед озадаченно посмотрел на меня и спросил, к чему это. Я сказал: «Гашиш». Тогда я явно знаю о папе больше, сказал дед. В определенном смысле так и есть. Поэтому я выложил все – о гашише, который папа вывозил из Марокко, о том, что именно по этой причине мы поехали туда отдыхать, о том, как папа, разбогатев, стал наркобароном.

Дед хохотал так, что с трудом удерживал руль. В конце концов он съехал на обочину и уставился на меня.

– То есть твой отец торговал гашишем?

– Думаю, да.

– Рабочие у него получали деньги «грязными», на налогах он точно сэкономил. Но чтобы еще и гашиш?.. Ты прямо наверняка знаешь?

– Нет.

– Ты сам-то у него гашиш видал?

– Да я понятия не имею, как этот гашиш выглядит.

Глава 24