В провинции

Она произнесла это с большим чувством, и на глазах у нее снова выступили слезы.

— Виноват ли я, что знаю вас так недавно? — пылко возразил Александр. — Виноват ли, что раньше ничем не мог доказать вам свою любовь? Не спорю, пан Топольский весьма почтенный человек, но разве это заслуга — посвятить себя такому ангелу, как вы? Скажите, какая жертва с его стороны! Ей-Богу, смешно, когда люди называют жертвой наивысшее счастье. Я очень молод, жизнь мне улыбается, весь мир открыт передо мной, но я не колеблясь слагаю к вашим ногам всю будущность, я всем готов пожертвовать ради вас! Почему же я должен быть несчастлив, а счастье достанется кому-то другому? Разве это справедливо? Нет, нет! Видно, вы ко мне равнодушны, и мне остается только умереть…

Тут Александру пришлось замолчать, так как он заметил, что пани Карлич, сидевшая в другом конце зала, поднялась, а вместе с нею обе ее компаньонки.

— Придется вас оставить, — сказал он Винцуне, — я должен проститься с пани Карлич и проводить ее к коляске, она, как видно, собралась уезжать. Увы, тяжела участь хозяина или хотя бы сына хозяина, — добавил он с улыбкой, вставая.

Он мешкал, с сожалением глядя на Винцуню, ему явно не хотелось с ней расставаться. Внезапно глаза его блеснули: он потянулся к корзине цветов, которая стояла почти у Винцуни над головой, сорвал белую розу и подал смущенной и взволнованной предыдущим разговором девушке.

— Возьмите эту розу и увезите ее в Неменку. Завтра она мне скажет вместо вас: да или нет.

Он помолчал, затем наклонился к Винцуне и добавил жарким шепотом:

— Завтра я приеду в Неменку. Если увижу у вас в волосах эту розу, я буду знать, что вы говорите мне «да!». Но если ваше сердце скажет: «нет!» — бросьте бедный цветок себе под ноги, пусть он увянет, растоптанный вами, и тогда вы увидите перед собой образ моей души…

Он удалился, а Винцуня приколола розу к груди.

Пани Карлич, натягивая белую перчатку и закутываясь в кружевную шаль, говорила своей компаньонке:

— Il parait que le jeune homme est amoureux fou de cette petite fille[9].

— Est-ce que vous derange?[10] — спросила компаньонка, исподтишка бросая ехидный взгляд на свою покровительницу.

— Quelle id'ee![11] — воскликнула черноокая дама с нервным смехом.

— Вы уже уезжаете? — раздался за ее спиной голос Александра. Он старался произнести это тоном упрека, но ему не удалось: тон был холодный, и фраза прозвучала не более чем вежливо.

— Да, уезжаю, у меня мигрень, — ответила, не глядя на него, пани Карлич и направилась к выходу. Александр последовал за ней, но молчал, опустив голову, было видно, что он думает о чем-то другом.

После его ухода Винцуня, бледная и задумчивая, села около тетки. На все приглашения она отвечала отказом, говоря, что очень устала, голова у нее болит и танцевать она больше не может. Взгляд ее то и дело устремлялся к белевшей на груди розе, а на лице явственно отражалась сложная душевная борьба.

Впрочем, это нисколько не мешало общему веселью. Сам пан Ежи, который так отчаянно противился этому балу и так горевал о потраченных на него деньгах и времени, видя, как дружно и охотно съехались к нему все соседи, почувствовал себя чрезвычайно польщенным и пришел в отличное настроение; даже глаза у него повеселели и вечной озабоченности как не бывало. Когда в зале грянула мазурка и во всем доме стало шумно, людно, весело, старый арендатор пошел по комнатам, переходил от гостя к гостю, с кем целовался, с кем обнимался, поил, угощал, подсаживался к женщинам, даже пани Карлич, которую терпеть не мог, он, разохотившись, сказал несколько комплиментов.

А когда к концу ужина все мужчины поднялись со своих мест и с бокалами шампанского в руках толпой обступили его милую Анульку, восклицая: «За здоровье именинницы! — тут уж Ежи, вспомнив день своей свадьбы, растрогался до слез и пошел обнимать всех мужчин подряд, а женщинам всем перецеловал руки.

Только встали из-за стола, все веселые, с улыбками на лицах, в голове шумит шампанское и венгерское, — как из зала вновь донеслись бравурные звуки мазурки. Пан Ежи приосанился, уперся рукой в бок и воскликнул:

— Ну, гости дорогие! Теперь мы, старики, покажем, как танцуют мазурку!