В прериях Техаса

На следующее утро она нашла заброшенную переправу. Виднелись старые следы бизонов. Это оживило ее, пробудило заглохшую надежду. Она немного воспряла духом. Если бы только можно было отпустить вожжи и дать отдохнуть рукам. Но неукротимыми лошадьми необходимо было править. Выедет ли она когда-нибудь на дорогу? Неужели весь этот край лишен всяких следов езды, путешествий? Прерия и прерия, серая, однообразная, как мертвое море.

Затем она попала в полосу, где валялось множество трупов бизонов, и изумление, надежда, неожиданные мысли овладели ею. Где она? В пятидесяти, может быть, в ста милях от Стэкед Плэнс, и все-таки не может найти дороги. Туши эти были черные и высохшие; никакого запаха не исходило от них; это были отвратительные кучи костей и кожи. Десять миль сделала она по этой полосе смерти и разложения, и даже признак лошади или повозки не порадовал ее напряженно ищущих глаз. Милли потеряла счет часам, дням, времени. Солнечный закат, остановка у реки, темная ночь с ненавистными звездами, бледный рассвет, день, серая равнина, раскаленное солнце, белые лошади впереди, ночь, темнота, опять свет, и ужасная усталость и тоска.

— Что это такое? — воскликнула Милли и широко открыла глаза. Она лежала в повозке, куда свалилась от усталости. Она стала вспоминать. Было раннее утро. Но теперь солнце стояло уже высоко. Повозка скрипела, раскачивалась, катилась, и при этом слышался странный звук: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Лошади бежали по твердой дороге. Не снится ли ей это? Она закрыла глаза, чтобы лучше слышать. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Это не был обман ее болезненно обостренного слуха, утомленного тишиной.

— О, наконец-то! — вздохнула Милли. — Дорога… дорога… — И она приподнялась. Как всегда, серая беспредельная прерия, но теперь перерезанная до самого горизонта белой линией дороги. Милли, вне себя от радости, едва не упала в обморок. Она заставила себя попить и поесть, хотя мясо и хлеб так высохли, что их было трудно проглотить. Она должна собраться с силами. Много охотников, должно быть, проезжает по этой дороге. Наверное, очень скоро она увидит, как на горизонте забелеет повозка. Милли оглянулась назад, на юг, и затем посмотрела вперед, на север. Прерия по-прежнему была пустынна, но все-таки чувствовалась какая-то разница.

День кончался, солнце склонялось, и, когда небо расцветилось розовыми и золотистыми красками, лошади заржали, почуяв воду. Милли чувствовала себя бодрее, надежда чудесным образом оживила ее. И она погнала лошадей.

Снова достигла она линии горизонта. Это была вершина одного из холмов. Долго казался он недосягаемым, заграждая даль и маня вперед. Речка, окаймленная зелеными берегами, протекала как раз у подножия его. Скорбное и измученное сердце Милли забилось при внезапном воспоминании. Она останавливалась уже здесь. Она узнала эти вязы. Кровь ее воспламенилась, как от крепкого сладостного вина. Уайт и Спэкс тоже вспомнили. Это была холодная, приятная вода с возвышенности, излюбленная бизонами. Лошади заржали, забили своими пыльными мохнатыми копытами и остановились. Милли взглянула вниз на зеленый берег, где когда-то Кэтли говорил ей о своем сочувствии. Еще один солнечный закат, и еще раз золотистые, красные и пурпурные облака запылали над прерией. Тени поспешно спустились над далекими равнинами; среди колышущейся травы засверкали тусклые пятна костров. И в неясной дали терялась, извиваясь, как блестящая нить, река. Милли правила лошадьми, пробираясь теперь между мелким скотом, которым было усеяно пастбище по берегам реки около Спрэга. Лошади попали в самую гущу пасущегося скота. Между дорогой и деревьями поднимались клубящиеся столбы синего дыма от костров в охотничьих лагерях.

В лучах заходящего солнца голубели палатки. Выбегали собаки и лаем встречали новую повозку. Любопытные охотники, направлявшиеся на юг, выходили, чтобы остановить Милли. Жители Спрэга спешили, чтобы расспросить новоприбывшего из охотничьей области.

— Здравствуйте, сынок! — приветствовал ее седой старик, живыми голубыми глазами оглядывая усталых лошадей и повозку с единственным седоком. — Вы один?

— Да, — ответила Милли, с удовольствием услышав его хриплый голос.

Люди столпились ближе, любезные, заинтересованные, начиная уже удивляться.

— Откуда вы? — спросил старик.

— С Красной реки, — ответила Милли.

— Скажите-ка, сынок, вы… — он прервал вопрос, подошел ближе и положил руку на спину лошади, от которой шел пар. Грубые лица, некоторые загорелые, некоторые бледные, по-видимому, еще не обвеянные ветром прерии, повернулись к Милли. Они казались прекрасными, столько жизни, радушия и интереса было в них. Как в тумане, сквозь слезы видела их Милли.