В предгорьях Урала. Книга 1

Показалась Агния. Тегерсен вскочил со стула, церемонно поклонившись, назвал свое имя. Девушка подала руку, и гость почтительно припал к ней. Одетая в поплиновое платье голубого цвета, отделанное дорогим гипюром, Агния произвела на немолодого холостяка сильное впечатление. Полусогнувшись, Тегерсен прижал руку к сердцу и произнес:

— Ошшень рад видеть вас, ви дочь Никит Захарович? — Да, — ответила девушка и показала гостю на стул.

Слегка придерживая складки тщательно выутюженных брюк, Тегерсен опустился на свое место.

— Как вам понравился наш городок?

— Ошшень милый. Увидев вас, я мог бы сказывайть, — вытянув вперед руку, Тегерсен продекламировал:

…Нефольно к этим грюстным берегам
Меня влечет нефидимый сил….

— Как вы чудесно декламируете! — воскликнула Агния, едва сдерживая улыбку, и, увидев входившую Василису Терентьевну, она обратилась к ней: — Мама, господин Тегерсен, оказывается, артист.

— О! Как кофорится рюсский поковорка: «кушайт мед вашим губ», — произнес самодовольно гость.

За чаем Мартин, стараясь быть любезным, болтал без умолку.

Василиса Терентьевна, поглядывая из-за самовара на гостя, думала: «С виду как будто деловой человек, а стрекочет, как сорока».

Агнии гость понравился и, кокетничая с ним, она строила глазки. Тегерсен несколько раз невольно передвигал свой стул ближе к девушке. Оживленно беседуя, он не заметил, как вошел Никита Захарович и хмуро посмотрел на гостя.

«Хлыст какой-нибудь из благотворительного общества», — недружелюбно подумал Фирсов и сухо поздоровался с ним.

— Мартин-Иоган Тегерсен.

Лицо хозяина преобразилось. Состроив радостную физиономию, он заговорил:

— Дорогой ты мой, да каким ветром занесло тебя к нам в Марамыш? Вот не ждали, так не ждали. Мать, — обратился он к Василисе Терентьевне, — принеси-ко нам бутылочку ренвейна, — и, поманив ее пальцем, сказал на ухо: — Ту, что со спиртом!

Под вечер Никита Захарович помог Тегерсену подняться из-за стола, и гость, поддерживаемый хозяином, нетвердо зашагал в одну из комнат его обширного дома.

Утром господин Тегерсен проснулся с головной болью. В висках стучало и во рту чувствовался неприятный запах сивухи.

«Дрянный рейнвейн. На следующий раз надо привезти с собой хорошего вина», — подставляя голову под кран, думал датчанин. Привел себя в порядок перед зеркалом и с неудовольствием заметил на носу вскочивший за ночь прыщик. К завтраку он вышел надушенный, в элегантном костюме цвета беж.

— Как почивали? — осведомился любезно хозяин.

— Благодарю, ошшень карашо, — и украдкой взглянул на сидевшую рядом с матерью Агнию.

Девушка заметила его взгляд и обворожительно улыбнулась.

Рюмка водки настроила Тегерсена на веселый лад.

Никита Захарович догадывался о причине приезда датчанина в Марамыш и держался с ним, как кот с мышью.

Учтиво раскланявшись с женщинами, Тегерсен после завтрака ушел вместе с хозяином в кабинет.

— Поговорим о деле, — закуривая трубку, начал гость. — Мой акционер господин Брюль ошшень озабочен состоянием маслодельных заводов. Он мне поручил разговаривайт с вами, Никит Захарович, о судьбе консервного завода. — Стараясь выражаться более правильно по-русски, Тегерсен говорил медленно.

— Ваша политик ошшень умно. Диктат на молочном рынок вызывайт нашей фирме кризис. Господин Брюль и я думайт, — глаза Тегерсена пытливо посмотрели на Фирсова, — ми думайт, — повторил он, — продать маслодельный заводы вам.

— На каких условиях, Мартын Иванович?

— На условий их балансовой стоимости, — ответил Тегерсен и выжидательно умолк.

— В бухгалтерии человек я несведущий. Вся она у меня здесь, — Никита вынул из кармана своего долгополого частобора небольшую записную книжку. — У вас четырнадцать заводов в Зауральском и Петропавловском уездах. Видел я их. Цена им не больше восьми тысяч каждому, включая погреба, надворные постройки и оборудование. Стало быть, если все их взять вместе, то получится, — Никита, найдя нужную запись, заявил: — сто двенадцать тысяч. Из них я делаю маленькую скидочку, и тысяч восемьдесят можете получить при условии, если половина дивиденда от консервного завода пойдет мне…

Несмотря на врожденное спокойствие и привычку не терять самообладания при коммерческих сделках, Тегерсен порывисто вскочил со стула:

— Никит Захаровыч, прощайт мое слоф, ведь это, это… как по-рюсски, разбой! — выкрикнул Тегерсен и забегал по комнате.

— Что ж, раз мои условия вам не подходящи, гневаться не надо, — ответил спокойно Фирсов, — но ваши маслодельные заводы будут стоять, а молоко пойдет в артели. Кроме этого, ваш консервный завод мяса не получит, — сказал он жестко и отвернулся от продолжавшего бегать по комнате Тегерсена. — К этому я еще могу добавить, — не глядя на Мартина, продолжал Фирсов, — что Промышленный банк, где хранятся ваши векселя, на днях их должен опротестовать. Выбирайте любое.