В постели с незнакомцем

Вера насыпала в контейнер кусочки резанной моркови и включила блендер на максимум. Тщательно перемолола овощи, залила содержимое в зонд.

Лариса была для неё сейчас единственной помехой. Для них обоих. Пока она жива - Назар связан. Вера уже поняла, что он не оставит безнадёжную женщину, из чувства благодарности ли, страха, вины… Но вины за что? Он же не причастен к несчастному случаю, произошедшему в горах.

Или всё-таки причастен?

Мысли путались, мешая сосредоточиться на чём-то одном, стерильная трубка выпала из рук. Вера нахмурилась, вспоминая, принимала ли она сегодня препарат.

- Лариса, обед, - сказала вслух, наклоняя спинку кресла. Интенсивно взболтала смесь, внимательно проверяя, не остались ли крупные кусочки.

Какой бы помехой Лариса для них не была, она будет жить столько, сколько ей отведено. Увы, она не виновата, что кто-то полюбил её мужа, и уж точно не заслуживает преждевременной смерти.

Застывший взгляд женщины не выражал абсолютно ничего, а искусственно нарисованный румянец ещё сильнее оттенял бледность пергаментной кожи. Если бы Вера не знала, что у дочери Крестовского апаллический синдром, она бы решила, что женщина мертва.

Кольнула неприятная догадка. 

- Лариса… - прошептала чуть слышно и потрогала её ладонь – холодная, как лёд. Прислонила два пальца к вене на шее, выискивая биение пульса. Пульса не было.

Лариса была мертва.

 И снова кладбище, снова грязные комья на таком же грязном снегу. Шикарный гроб из красного дерева медленно опустился в раскуроченную пасть земли.

Шёл дождь со снегом, продрогшие провожающие в последний путь почтительно склонили головы, разыгрывая скорбь. Вера видела фальш на их лицах, такую отвратительно неприкрытую. Искренне огорчены были, наверное, только три человека: Ира, Анжела и Крестовский. И если первых опечалил факт, что они потеряли прибыльное место работы, то на лице Петра Васильевича отражалась неподдельная боль. Он не рыдал, не бился в истерике: он просто стоял, опираясь на трость, смотря лишенным жизни глазами в разрытую могилу. Последнее пристанище его единственной дочери.

Вера стрельнула взглядом вправо: Назар стоял поодаль, и она не могла прочитать по его лицу, что же именно он сейчас чувствует. Не облегчение, не скорбь, скорее острую печаль. Она хотела бы встать рядом, взять его за руку, поддержать, но стояла непростительно далеко, ловя на себе недобрые взгляды Анечки.

Краем уха Вера слышала, что эта мерзкая девчонка брякнула приходящей прислуге, что смерть Ларисы – её рук дело. Ведь когда уходила Анжела, женщина была жива. Опять-таки со слов Анжелы. Хотя зная, как она боялась, что Лариса отдаст Богу душу именно в её смену, она запросто могла уйти домой и никому не рассказать, что бедняжки уже нет в живых. Может, именно поэтому даже румянец нарисовала, от страха, что кто-то заметит раньше, чем она доберется до дома.

Судя по бледному лицу Анжелы, примерно так и было.

Причиной смерти стала остановка сердца, никто не был в этом виноват. Видимо, просто пришло её время.

Ещё недавно Вера размышляла о Ларисе, как о помехе, но узнав о её смерти, не испытала чувства радости. Ей было жаль бедную женщину, жаль осунувшегося Петра Васильевича, жаль Назара, который почему-то выглядел немного виноватым.

Постояв ради приличия у надгробия, люди, сгорбившись под чёрными зонтами, медленно побрели к выходу с кладбища. Ушли малочисленные друзья Ларисы из прошлой жизни, ушли Аня с матерью, ушёл едва не теряющий сознание Крестовский. У чернеющего холмика, заложенного алыми розами, остались только Вера и Назар.

Втянув головы в плечи, словно это могло спасти от моросящего дождя, они стояли рядом и смотрели перед собой. Две израненные души. Почему именно сейчас они будто бы стали по-настоящему близки.

- В тот день была шумная вечеринка, - неожиданно проговорил он, и Вера, затаив дыхание, обратилась в слух. – Мы спустились из номера в холл гостиницы, приехал какой-то новомодный норвежский диджей, было очень многолюдно, очень шумно. Я никогда не любил суету, всё происходящее напрягало, но Лариса рвалась в эпицентр событий и, конечно, потянула меня за собой. Ни на шаг не отпускала, следила за каждым моим движением, всё боялась, что я поведусь на одну из тех силиконовых кукол, коих там было в достатке, - он горько усмехнулся и извлёк из кармана сигареты. Прикрыв пламя рукой, прикурил.

- А ты повёлся? – мазнула косым взглядом, замечая, как подрагивают его пальцы.

- Я не очень люблю секс.

- О, да, - невесело улыбнулась.

- Это правда. После Ларисы у меня никого не было. Только ты, - проговорил он и замолчал, видимо, ощутив, что не совсем уместно говорить на эту тему на могиле своей жены. – Зато Лариса была словно одержимая, ей всегда было мало... Она любила меня, чёрт знает за что, но любила.

Вера хотела сказать, за что, но тоже посчитала неуместным произносить это вслух.

Назар обладал невероятным магнетизмом, от него пахло сексом. Новость о том, что он держал трёхлетний целибат, повергла её в шок. С его темпераментом не касаться женщины три года?

Глава 18