В постели с монстром

- Он просто прелесть, - выдохнула Света и, не удержавшись, потрепала Глеба за щечки, в ответ на что тот радостно засмеялся, явно довольный этим вниманием и лаской.       

- Весь в отца, - хмыкнула Нино, с любовью глядя на сына.       

И это действительно было так. Все чаще она улавливала в Глебе черты и мимику Германа и это вызывало внутри какие-то совершенно невероятные эмоции и особое счастье от понимания того, что в их детях продолжается их жизнь, которая обязательно будет счастливой, потому что они с мужем все для этого сделают. Хотя и не смогут, конечно, уберечь ни Алину, ни Глеба, от собственных шишек, которые те неминуемо набьют на своем пути, но зато, чтобы ни случилось, их дети всегда будут знать, что у них есть любящая семья, на которую можно опереться.       

- А так и не скажешь, - расхохоталась в ответ подруга и тут же замолчала, когда увидела, как от дома к ним направляются сам Ильинский и топающая рядом с ним Алина.       

- Болтаете? – поинтересовался Герман, а Нино вдруг вспомнила, каким он был при их первой встрече в этом доме и в очередной раз поразилась тому, насколько человек, которого видела перед собой теперь, разительно отличался от той хмурой тени. И от осознания, что именно она смогла сделать Германа Ильинского счастливым, хотелось смеяться и плакать одновременно.        

- Я, пожалуй, пойду в дом, - поспешила ретироваться Света, а Герман, подхватив Алину на руки, присел в одно из плетеных кресел, стоявших в саду.        

Ни он, ни Нино, не торопились нарушать установившегося между ними умиротворённого молчания, попросту не требовавшего слов. В этот летний вечер, в уютном садике, за которым Нино ухаживала сама, любой иной шум, кроме мелодичного стрекота цикад, казался каким-то лишним и пустым. И все же, через какое-то время, взглянув на Нино как-то странно, Герман спросил:         

- Ты не скучаешь по Грузии?        

В ответ она смотрела на него некоторое время, затем перевела взгляд на дом, который теперь, в окружении цветов и зелени, казался словно бы сошедшим с какой-то пасторальной картины, и в нем, как и в Германе, совершенно не осталось прежних хмурых черт того неприветливого жилища, в котором она боялась сделать лишнее движение. Оба они словно преобразились и глядя на это, разве могла она о чем бы то ни было жалеть?       

- Скучаю, конечно, - призналась негромко, а перед мысленным взором проплыли старые улочки Тбилиси и все связанные с этим городом воспоминания. Главным образом – об отце, которого не знала, и родных, которых оставила там. – Но главное ведь не место. Главное – люди. И мой дом только там, где ты. А к тете и бабушке мы всегда можем поехать в гости.      

Герман медленно растянул губы в улыбке и притянул их с Глебом к себе, а она, доверчиво прижавшись к нему, просто слушала, как размеренно стучит у него в груди сердце, способное любить так, что ничто иное не имело значения. Ни былые рубцы на ее душе, ни шрамы на его лице и теле, которых попросту не замечала в том, кого любила до безумия.        

- Можем, конечно, - ответил Ильинский и, в свою очередь посмотрев на дом, хитро улыбнулся и добавил:

- Но, надеюсь, ты будешь рада узнать, что Грузия пожаловала к нам сама.        

Проследив за его взглядом, Нино обнаружила, что из дома к ним идёт шумная процессия, состоявшая из бабушки Этери, Татии и ее мамы, а в руках они несли, кажется, запас еды, которого хватило бы, наверное, на целую неделю.        

И в этот момент Нино поняла, что, оказывается, у счастья просто не существует пределов. И что счастье – ещё больше и ярче, когда ты можешь разделить его со всеми родными людьми.        

Алина была задумчива. Когда сидели впятером в кафе Вернаццы, куда отправились, устав бродить по узким живописным улочкам, Герман смотрел на дочь, пытаясь понять, что именно может её беспокоить, но предположений об этом у него не имелось. Ровным счётом никаких.     

Алина очень любила путешествия. Они часто ездили по разным городам Европы с Нино и Глебом, а когда родилась маленькая Таня, ненадолго отложили поездки, и вот теперь впервые после пополнения семейства отправились дальше, чем на детскую площадку возле дома.      

- Мне кажется, Алина грустит, - проговорила Нино, когда они вернулись в отель, где нужно было уложить малышей спать. Старшая дочь уже считала себя слишком взрослой для того, чтобы тратить время на дневной сон.      

- И почему, как думаешь? - нахмурился Герман.      

- Не знаю. Но мне кажется, что мы уделяем ей мало времени.     

Ильинский хмыкнул. Он не считал, что Алина получает недостаточно внимания, хотя, возможно, в словах Нино имелось здравое зерно.      

- Окей. Тогда мы с Алиной пойдём погуляем вдвоём. А ты отдохни, пока Глеб и Таня спят.     

Он поцеловал жену, после чего позвал старшую дочь и, получив заверения, что она будет не против сходить к морю, взял её за руку и вышел из номера.      

Вернацца напоминала ему Тбилиси, потому сюда Герман планировал ещё не раз вернуться. Те же домики, льнущие друг к другу, словно поодиночке, без поддержки, не смогли бы выстоять, тот же цветочный запах и ощущение умиротворения.