В порыве страсти

– Чарльз действительно просил меня подумать, не сможем ли мы возобновить наши отношения, – начала она как можно спокойнее. – Потому что мы… когда-то мы нравились друг другу… давным-давно… до того, как появился твой отец. Чарльз всегда считал, что Филипп увел меня у него. Теперь, кажется, пришло время… – она замолчала, потеряв уверенность в себе.

Но Джон слушал, не сводя с матери потемневших взволнованных глаз. Она устало продолжила:

– Но я отказала ему. Что бы тебе ни померещилось, что бы ты ни заподозрил, непозволительное свидание или тайную встречу среди дня, на самом деле мы прощались. Когда я вчера поговорила об этом с тобой, узнала твое мнение, то поняла, что у нас с Чарльзом ничего уже не может быть. – Элен глубоко вздохнула. – Так что я сделала то, чего ты от меня хотел, будь ты трижды счастлив! Я уже отказала ему. Он уедет, как только сможет, и мы никогда больше не увидимся, ну что, доволен?

Джону стало безумно стыдно за свою несдержанность, за то, что подозревал мать. Он не знал, куда девать глаза.

– Да, – еле слышно прошептал он.

Ее сердце, все ее существо истекало кровью, словно невидимый убийца перерезал ей вены. Кто им был – Джон или Чарльз? Думай о Джоне, приказала Элен себе, сейчас важен только он, ради него ты терпишь эти муки!

– Слушай, забудь обо мне, – сердито обратилась она к сыну. – Думай о себе, у тебя выбор больше, чем ты считаешь.

– Выбор? Какой выбор?

– Ты знаешь, что я всегда хотела, чтобы ты учился в колледже, попробовал поступить в университет.

– Ой, мама!

Он смотрит так, словно готов ударить, подумала она, оцепенев от ярости.

– Слушай… – Джон пытался совладать с собой. – Слушай, мам, я понимаю, ты всегда считала меня неоткрытым гением Северной Территории, но на самом деле я не книжный червь, у меня нет ни малейших задатков ученого! Я не желаю получать даже простейшего образования, по мне, пусть эти чертовы книги хоть сожгут! – Он вздохнул и поднял голову, его взгляд бессознательно блуждал по широкому горизонту. – Я принадлежу земле. Этой земле.

– Но теперь…

– Теперь, когда умер папа, – упрямо повторил он, – я на ферме еще нужнее.

От его наивности Элен чуть не закричала.

– Но фермы больше не будет!

Джон криво, как помешанный, улыбнулся.

– Они ее перекопают? Унесут с собой?

– Ох, дорогой…

Не плакать, сурово приказала она себе, только не расплакаться, хватит слезами заливаться.

– Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Отчего же, понимаю! Ты хочешь сказать, что мне надо учиться жить по-новому, хватит играть в ковбоев. Я не смогу жить здесь, пора посмотреть правде в глаза. – Джон замолчал, охваченный каким-то сильным порывом, но она не могла понять – каким. – Правде, мама, надо смотреть прямо в глаза! Знать бы только, какова она! – Он снова повернулся к ней. – Знаешь, до смерти хочется узнать хоть какую-нибудь правду – получить в руки четкие факты вместо этой… этой…

– Чего?

Элен охватила тревога. Все ли в порядке с Джоном? Он в таком напряжении. Ее отношения с Чарльзом могут оказаться последней каплей. Мальчик всегда был чувствителен и раним, с самого детства. Неужели он сломался?

Джон словно почувствовал страх матери и сдержал внезапно охвативший его странный восторг.

– Да, предложи мне хоть какую-нибудь правду, и я взгляну ей в глаза, – сказал он более спокойно, расслабленно улыбнувшись. – И не волнуйся. Я думаю о «будущем», как ты это называешь, и знаю, что мне делать. Если миссис Мацуда купит поместье, я попрошусь к ней на работу. Этот дурень-счетовод Бакли здесь не справится. Ей нужен управляющий.

– Джон, не унижайся! – не сдержалась Элен. – Работать управляющим на земле, которой твой отец…

– Которой владел мой отец? И его отец, и отец его отца, с тех пор, как существует Королевство? Что это даст нам, мама? И с чем останусь я?

На его лице мелькнуло замешательство. Он пробормотал:

– С чем отец оставил меня? – Снова последовал резкий перепад настроения, теперь на Джона напала мрачная веселость. – Наверняка у них есть планы начет этих мест, у миссис М. и нового начальства. Если они в часовне откроют дискотеку, я пойду работать диск-жокеем!

– Что ты такое говоришь?!

Но Джон уже опять стал самим собой.

– Послушай, я всегда любил Кёнигсхаус и дал папе, дал себе обещание заботиться о нем, пока не появится новый владелец. Алексу это не под силу, хоть земля сейчас и его, он просто не умеет с ней обращаться. – Его глаза потемнели. – Такая ферма – живое существо, поэтому ее нельзя бросать на произвол судьбы, так же как скот или лошадь. Если за животным день не ухаживать, оно начинает гибнуть. Следить за Кёнигсхаусом – наш долг перед ним, ведь и он следит за нами. И я буду этим заниматься, сколько смогу.

Джон замолчал, глядя в открытое окно, на просторы, расстилающиеся вдали. В пронизанном солнцем воздухе тихо шелестел, словно в приветствии, буш. Когда Джон заговорил снова, его голос звенел, вплетаясь в мягкую паутину звуков природы.