В полночных звёздах правды нет. Избранное

Кто пировал, того венок в ту ночь увял, поблек,
И цвет шафрана в знак беды покрыл шарфы и руки,
Когда мы мчались в Панипут, где ждал нас наглый Млек,
Когда мы, царство потеряв, ушли оттуда в муке.

И трижды тридцать тысяч нас прошли джамнийский брод –
На дамаджийских скакунах богатыри из Бхао –
Декан враждебный не пресек наш мужественный род
И не извёл предатель нас, проклятый Мультар Рао!

И трижды тридцать тысяч нас вошли в густой туман.
И визг, и вопли раковин взнеслись над полем брани.
За бороду схватили мы Бховани вражий стан,
И смыл наш яростный поток с лица земли Бховани!

И дети Бхоста полегли от наших длинных пик,
Рохиллы чёрные неслись, как скот, от нас гурьбою.
От нашей тысячи одной презренный враг поник,
А Мультар Рао с десятью оставил поле боя!

И вынуть саблю – нету сил, ударить – нету сил:
Плечо в плечо и грудь на грудь сошлись мы тесной кучей.
Наш пеший горец и коней, и всадников разил,
И павших на сырой земле давил наш вал могучий.

Налево грохотал мушкет, как водный водопад,
Направо лес кровавых пик восхода был кровавей.
И снизу кровь, и сверху вниз – Апс'aров скорбный взгляд,
Что подбирали тех, кто пал в позоре или славе.

И видел я огонь и дым, и видел Бхао стяг,
И слышал тщетный крик, – увы, то звал один из Бхао:
«О, Ананд Рао Нимбалкхур, скачи, теснит нас враг!
Верни всех тех, кого увёл проклятый Мультар Рао!»

Когда осенние дожди в истоках Джамны льют,
Тогда песчаный перекат с пути сметают волны.
Враги прорвались через нас, как через цепь запруд,
Но броды Джамны в этот день их кровью были полны.

Я рядом с Сциндией скакал, – куда мой господин.
Туда и я; за нами вслед – вся конница Халькара.
И были все у нас вожди убиты, как один,
Кинжалы Северных Племён нас истребляли яро.

Я рядом с Сциндией скакал – стекала кровь с копья –
Вдруг вижу: девушка бежит, бежит наперерез нам
И к Сциндии припала, и – кричит: «Любовь моя!» –
Я еле-еле их прикрыть успел щитом железным.

(Её в лесу зачаровал он много лет назад,
Приворожив её к воде, что принял от неё же.
Простой охотницей она была, как говорят.
Зачем, имея двадцать жён, он взял Лалун, о Боже!)

И дух смутился в нём. Её он сзади привязал,
И вновь мы в Дели понеслись, дерясь неутомимо.
Отряд от гибели, как тень, счастливо ускользал.
Из Панипута мчались мы – и были не одни мы.

Но Лутуф-Уллах Попульзай нам не давал уйти.
Отродье Севера, к Лалун пылал он дикой страстью.
Я был готов затеять бой, закрыть ему пути.
«Нет!» – крикнул Сциндия, и я послушался – к несчастью.

За лигой лига – наглый вор маячил за спиной –
За лигой лига – белый путь под белой кобылицей –
За лигой лига – быстр, как Смерть, – за ними и за мной –
Летел, как Время, что века продлилось и продлится.

И жаркий полдень око впил в постыдный наш побег.
Шакалий хохот, волчий вой вторгались в наши уши.
И враг, как коршун, был готов кружить хоть целый век,
И пали сумерки, и страх мою наполнил душу.

Я молвил: «Ждёт тебя народ. Забудь её любовь.
Поверь, при первом свете дня её любовь убудет.

Подрежь верёвки и вдвоём с тобой поскачем вновь».
А Князь в ответ: «Моих Цариц она Царицей будет!

Из всех, кто ест мой хлеб, она одна пошла за мной.
Корона – ей, за то, что в бой за мной пошла по следу.
Один позор я пережил, зачем позор двойной?
Достигнем Дели – рухни всё – я одержал победу!»

Кобыла белая под ним шаталась всё сильней.
Взошёл вечерний дым печной и опустился ниже.
А Попульзай не отставал – мы шпорили коней –
И близко Дели был от нас, но враг был трижды ближе!

Был Дели близко, и Лалун шепнула: «Господин,
Убей меня – скачи один – хромает кобылица!»
Он крикнул: «Нет!» Она опять: «Скачи, скачи один!»
И отвязалась от седла, и выпорхнула птицей!

Кобылу Князь остановил, кобыла в мыле вся,
И в пене рот, и хрип, и стон, и силы на пределе.
И Господин мой, ей удар смертельный нанеся,
Решил хоть пешим бой принять, почти достигнув Дели.

Но боги милостивы. Князь лежал под скакуном,
Когда услышал крик Лалун, и еле внял он крику.
Любовь и битва перед ним мелькнули кратким сном,
И тьма ему закрыла взор – и я увёз Владыку.

1890