Горыня не ответила – промолчала вместо обычного «хорошо, батюшка». Это уже был мятеж, но Ракитан ничего не заметил, воодушевленный возможностью наконец избавиться от «позора» – присутствия в дому дочери-дылды, которая, может, вовсе и не его дочь, а неведомого мамонта подземельного. А у Горыни на уме был совет бабки: с ночлега уйти потихоньку. Ему она и собиралась последовать. Не прокормить, говоришь? Уж я тебя уважу – никогда в жизни тебе больше кормить меня не придется…
Занятая этими мыслями, она вдруг заметила нечто странное – на заснеженном кусте, торчавшем из сугроба, висела рубаха. Горыня вздрогнула – белая сорочка среди леса была так неуместна, что пугала, навевала мысли о чем-то потустороннем. Казалось, пошарь глазами вокруг – найдешь мертвое тело. Вид у сорочки был несвежий, и, видимо, висела она здесь уже немало дней.
– М-мать-земля! – Тут и Ракитан заметил рубаху и с перепугу чуть не упал в сани. – Фух! Показалось, будто стоит кто. Белый стоит и руками машет…
Горыня поежилась: рубаха и впрямь напоминала некое белое существо у края речной дороги. И уж верно, недоброе. Боязливо на нее косясь, будто ожидая, что бросится, Ракитан проехал, прижимаясь к другому берегу, и только когда белое пятно на кусте осталось позади, успокоился.
– И надо же кому… – бормотал он. – Видно, ворожба какая… Или перекинулось… нечто.
И опять оглядывался, ожидая, что неведомая нечисть, притворившаяся простой рубахой, появится в своем истинном облике.
Вторая сорочка была серой и висела на ветке так давно, что приобрела вид грязного засохшего комка, усыпанного частичками коры и прочим лесным сором. Горыня увидела ее, только подойдя на два шага, и вздрогнула, будто обнаружила змею почти под ногами. Отшатнулась и вгляделась. Ну да, сорочка из небеленого льна – вон порванный ворот, вон рукав. А это здесь зачем? Горыня взглянула на отца – он ничего не заметил. Ну и ладно. Зачем ему зря пугаться?
Третью находку Ракитан обнаружил сам – это был насов, широкий и еще довольно новый, повешенный на ветку ивы и тщательно расправленный, как для сушки. Судя по тонкой черной отделке – стариковский. Теперь отец уже не испугался, а засмеялся:
– Может, у них тут дождь прошел – из одежи разной? Вот бы у нас в Волчьем Яру – мы бы понабрали себе, кому что надобно!
Придержав лошадь, он соскочил с саней, подошел к иве и осмотрел насов.
– Да новый почти!
– Это подношения могут быть, – сообразила Горыня.
– Какие подношения? Русалок одаривают по весне, на Кривую седмицу, а теперь что? Навки все спят давно, и просыпаться им еще не скоро.
Теперь они продвигались вперед, внимательно осматривая дорогу и деревья по сторонам. И заметили еще немало всякого тряпья: мужские, женские, детские сорочки, насовы, порты, дерги, платки. Они висели на ветках, на стволах, на пнях, или лежали, полузарытые в снег. Иные были здесь уже давно, а иные выглядели так, будто их принесли вчера или сегодня.
– Что за диво! – восклицал Ракитан. – В какую же мы такую землю заехали, что здесь платье на ветках растет! Бывал и я раньше в этих местах, а такого чуда не видывал! Мать-земля! Ты погляди, какая шапка!
Шапка и впрямь была хороша – на рыжей лисе, крытая синей шерстью. Она была надета на обломанный ствол чуть ниже человеческого роста, как что сухая палка напоминала идол-чур, наряженный ради велика-дня.
– Новая совсем! – Ракитан сошел с саней и осмотрел шапку со всех сторон. – Глянь, лиса-то какая!
Внимательно осмотревшись по сторонам, он снял шапку с кола. Горыня хотела его остановить, но находка уже была у отца в руках.
– Боярину будто какому! – Ракитан осмотрел ее внутри и снаружи, потер мех. – Мне как будто впору!
И не успел Горыня его остановить, как он скинул свой овчинный колпак и надел новую шапку.
– Как на меня пошито!
– Батюшка! – взмолилась Горыня. – Не трогал бы ты! Мало ли, кому это принесено!
– Ты отца не учи! – Ракитан снял шапку с головы и решительно сунул за пазуху. – Боги послали – что же от своего счастья отказываться?
– Не нам это послано! А те, чье это, огневаются, добра не будет!
– Да где ж они? Пока огневаются, мы уж за десять верст уедем. Ну, пошли, чего встала?
Было уже заполдень, когда впереди показалось Ломовье – с десяток дворов, растянувшихся вдоль реки на невысоком правом берегу, между ними под снегом огороды за плетнями. Проехали вмерзшие в лед мостки возле проруби, свернули по въезду на берег. Ракитан здесь бывал и знал кое-кого из хозяев. Миновав три двора, постучал у четвертого. Залаял пес, потом отворилась вырезанная в створке ворот дверь. Выглянула востроносая баба средних лет.
– Боги в дом! – бодро приветствовал ее Ракитан. – Дома ли хозяин?
Баба пристально оглядела Ракитана:
– Волчеярские, никак?
– Так Ракитан я, Дремлин сын! Где Корза, матушка? Нету его, что ли? Куда подался в такую пору?
– Дома он. Только лучше б вам своей дорогой ехать. Занедужил наш хозяин.
– Да мы не потревожим. Пусти, матушка, обогреться. Дочь со мной. Нам дорога еще дальняя – в самую Волынь едем.