— Викима нашёл его в джунглях, больного и беспомощного, — опустив тяжёлые веки, тихо вспоминал старец. — С переломанными ногами и разбитой головой, он лежал в такой же огромной Стрекозе, упавшей на моих глазах прямо с неба, когда я собирал коренья. С ним было ещё несколько белых, но они уже остыли и не дышали. Сначала Викима подумал, что это боги спустились к нему. Но боги бессмертны… И тогда Викима перенёс его на себе в свою хижину, хотя помнил предупреждения предков о коварстве и жестокости бледнолицых, загнавших мачири в джунгли.
Хейс хотел возразить, но не рискнул.
— А что случилось потом?
— Викима вылечил его… Мачири уже давно не имеют связи с миром. С каждой новой луной они теряют прежние навыки, всё больше слабеют и дичают. Викима надеялся, что этот человек, сын могущественного племени белых, умеющих летать, как боги, породнится с нами и вольёт в наши жилы свежую кровь, передаст нам хотя бы частицу своих знаний.
Старик вздохнул.
— Но Викима жестоко поплатился за то, что не внял голосу предков. Этот человек с восхода солнца и до вечерней зари варил свою огненную воду, от которой у него мутился разум, и бледнолицый становился свирепее лютого зверя. А потом Большая Стрекоза унесла его. Но сначала он убил из Железного Пальца многих наших братьев.
Жрец подбросил в очаг сухих веток, опустился на шкуру.
— Викима не спрашивает, что привело тебя к нам. Но если у бледнолицего есть мать, то лучше уходи, чтобы она не оплакивала потом своего погибшего сына.
Хейс растерянно молчал, не зная, что ответить. Неожиданно он увидел в углу освещённую блеском пламени деревянную фигурку питона. Это прибавило ему решимости. Он подсел к жрецу.
— Скажи, как ты вылечил того человека?
Викима долго молчал, задумчиво глядя на огонь очага. Наконец он поднял голову.
— А зачем тебе знать? Разве ты тоже болен?
— Нет. Но у меня на родине умирает один старик. Если ты поможешь вылечить его, я хорошо отблагодарю тебя.
— От судьбы не уйдёшь, — возразил Викима. — Рано или поздно наши души вознесутся к предкам. Даже деревья в конце концов засыхают. Неужели не устало его тело, не болит голова? Разве бессонница не мучает его?.. Умирая, человек избавляется от многих печалей.
— Всё это так, мудрый Викима… Однако ему хочется вернуть молодость. Мачири долго не стареют… И помогает им в этом Боа.
Старик поднялся и гневно сказал:
— Бледнолицые узнали нашу тайну! Они хотят лишить нас последней надежды.
Хейс тоже вскочил.
— Нет, нет! Я лишь прошу помочь больному старику!
Жрец как-то сразу обмяк: ему уж очень хотелось поверить, что белый человек действительно пришёл «переломить стрелу» — установить мир.
— Хорошо, — не сразу ответил он. — Я помогу… Если мачири не отдадут бледнолицего в жертву Боа.
Элл содрогнулся.
— Меня — в жертву?
— Мачири хорошо помнят, чем отплатил им белый человек за гостеприимство. Они скоро вернутся.
И действительно, снаружи послышался грохот барабанов, шум голосов. Хейс в тревоге выглянул из хижины. На поляну, потрясая луками и дротиками, выскакивали из зарослей индейцы.
— Спокойно! Не стрелять, — приказал своим побледневшим парням Хейс. — В наших руках сам жрец.
Он понимал, что сейчас решается судьба всей экспедиции. Конечно, автоматная очередь могла бы отбросить индейцев, но кто потом показал бы логово удавов?
Элл снова скрылся в хижине.
— Останови их, Викима!
— А что он скажет им?
Грохот барабанов усилился. Хейс выругался, грубо схватил старика за плечи…
— Послушай, Викима! Ты, видно, забыл про огонь Железного Пальца? Если будет выпущена хотя бы одна стрела, потом мало кто из мачири уцелеет. Разве ты этого хочешь?
Старик гордо высвободился, молча вышел из хижины и поднял руку в знак того, что хочет говорить. На поляне разом всё стихло. Десятки горящих глаз впились в жреца. Он выдержал паузу и чётко произнёс:
— Бледнолицые — мои гости. Я всё сказал!
Глухой ропот разнёсся по поляне. Но Викима уже скрылся в хижине. Через минуту разбрелись кто куда и индейцы.
У Хейса отлегло от сердца. Он с удовлетворением отметил, что его фортуна явно милостива к нему.
Одно удручало Хейса: Викима наотрез отказался выделить проводников в джунгли. Старик объяснил, что мачири никогда не осмеливались охотиться на Боа, а лишь раз в году после линьки подбирали её шкурки с чудодейственными венчиками, и до той поры, как понял Хейс, оставалось ещё не менее месяца. Встречаться же с живой Боа индейцам воспрещалось: «Кто хоть раз предстанет перед ней — жестоко пострадает!» — так гласило их поверье.
Выйдя из хижины, Элл со злой усмешкой спросил своих парней:
— Как вам эти дикари — не очень досаждали?
— Всё о’кей, мистер Хейс!.. — за всех отозвался верзила пилот. — А поначалу я малость струхнул. Вот, думаю, и отлетался… Здорово они своего старикашку слушаются!
— Ну-ну, — чуть оттаял Хейс. — Значит, поживём ещё! — он присел на пенёк, стал с интересом наблюдать за мачири.
Индейцев в племени было немного, человек пятьдесят. Занимаясь каждый своим делом, они, казалось, не обращали на белых людей никакого внимания, лишь искоса угрюмо поглядывали на вертолёт.