В поисках утраченных предков

Все стремились вперед — к светлому будущему капитализма, меня вдруг потянуло в прошлое. Такие слова, как «банк, деньги, выручка, реализация», вызывали во мне чувство стойкой неприязни, а телевизионные рассуждения вечно улыбающегося министра финансов Лившица с комиссарским портретом предка на задней стенке кабинета о том, какие кредиты нам лучше брать у Америки, несколько раз заставляли меня взводить духовое ружье и жалеть, что оно всего лишь духовое, а Лившиц только кажется досягаемым для пули, на самом деле он пьет чай на своей просторной кухне подмосковного дома и рассказывает корреспондентке, какую он уважает музыку и какой аппаратурой пользуется: мне до него недострелить.

Мне стало неинтересно зарабатывать деньги: издавать и продавать книги, отгружать машины, принимать вагоны, считать по вечерам на диване выручку, запах которой приходилось истреблять пылесосом и одеколоном — деньги пахнут, и еще как! Может не пахнуть треха, но три миллиона в разных купюрах, пришедшие из розничной торговли в перетянутых резинками пачках, имеют устойчивый неприятный запах грязных рук.

Да, вначале мне было интересно налаживать издательское дело и книжную торговлю: искать авторов, художников, читать рукописи, ездить в типографии, оборудовать в просторном подвале оптовый склад, искать толстое оргстекло для перегородок, за которыми сидели бы сотрудники, устраивать стеллажи, закупать поддоны, тележки, налаживать вентиляцию, сигнализацию, делать кухню и бесплатное кафе для персонала, подбирать штат, объезжать книжные магазины для заключения договоров, привозить из Швеции микроавтобус, застеливать пол склада сладко пахнущим линолеумом, прорубать отгрузочное окно, добывать транспортер, делать подъездные пути, покупать столы и компьютеры… Был поначалу интересен и процесс образования потока денег — вот он тоненький, вот шире, вот превратился в мощную устойчивую реку. Но потом…

Когда мне было лет десять, а старшему брату Володе двадцать шесть, я впервые услышал от него фразу:

— Не интересно мне просто деньги зарабатывать! — Брат лежал на диване и диктовал среднему брату Юрке перечень электромонтажных работ по лоцманским и разъездным катерам, ремонтом которых он тогда занимался в морском порту. — Я могу написать себе денег, сколько хочу, — размышлял Володя, — это немецкие трофейные посудины, и расценок на их ремонт еще не придумали…

— Так давай и напишем! — подстрекал Юрка, подкручивая поршень китайской авторучки, чтобы она щедрее давала чернила. — Я могу еще два часа писать, а потом надо Валентину с работы встречать…

Володя равнодушно махнул рукой. Он тогда искал свое направление и поменял кучу мест работы, пока не устроился на завод «Геологоразведка», где и началось его восхождение как конструктора и ученого.

— Не интересно, — повторил Володя. — Я бы даже сказал, унизительно напрягать мои гениальные мозги для составления какой-то дурацкой сметы.

— Так напрягай мои, не гениальные, — предложил Юрка, работавший слесарем-сборщиком, — я уже некоторые позиции запомнил: например, «прозвонка старой электропроводки на предмет определения ее работоспособности…».

— Ладно, пиши последнее: ремонт электрооборудования шпиля и брашпиля. «Брашпиля» — в одно слово, вместе.

Еще Володя говорил, что скоро изобретет одну штуковину, за которую его пригласят в Швецию и дадут премию имени дядьки, который придумал динамит. И тогда он подарит каждому по машине, новому пальто, маме — самую лучшую шубу, отцу — катер, чтобы ездить на рыбалку, а мне — велосипед с моторчиком…

Я не претендовал, как брат, на Нобелевскую премию, но литературных лавров, хоть самых мелких — в виде книжечки или рассказа в журнале, хотелось. Время-то уходило! И наступил день, когда работа ради денег, которые приносила мне книжная торговля в виде десяти процентов от оборота, стала казаться глупой затеей…

12. Зеленогорск, лето

Воскресение предков зависит от нас.

Ф. Достоевский

Блестит на солнце пушистый газон. Трава такая, что уронишь чашку — она только подпрыгнет. Две большие яркие пачки газонных семян подарил мой однофамилец Димитриус.

Голландская трава, подаренная греком, живущим в Швеции, густо растет на земле бывшего Великого княжества Финляндского, и русский человек со странной фамилией Каралис раз в неделю косит ее американской бензокосилкой «Джонсеред». На русском человеке японская кепка-бейсболка с надписью «Honda», болгарская майка с гербом британского университета, шорты с лейблом «Universal», пошитые в России, а на слегка кривоватых ногах — синие китайские кроссовки и длинные белые носки государства Беларусь.

Конвергенция, о которой мечтали либералы, спустилась на нашу грешную (или святую?) землю.