Читаем В поисках утраченных предков полностью

— Да ну! — надулась сестра, словно я сообщил ей не о дворянстве ее деда, а о том, что ее нашли в капусте. Не нравились ей мои архивные поиски, ой, не нравились. — Вот когда получишь документы, тогда и скажу… А так что: испорченный телефон получается… Ты Вере позвони.

Я позвонил.

— Да какие, к черту, дворяне! — недовольно заговорила старшая сестра. — Я же помню, как отец рассказывал, что дед был голь-шмоль перекатная. Когда он приехал в Тамбов, у него ни кола ни двора не было… Нашли дворянина… Сейчас все хотят быть дворянами!

— Все правильно, — сказал я. — Грубое легендирование про голь-шмоль перекатную, а на самом деле — дворяне.

— Да ну! — отмахнулась сестра. — Не бери в голову.

Уже за полночь, позевывая, составляю письмо в Государственный Архив Республики Украина. Ссылаясь на статью в «Киевлянине», прошу поискать материалы по делу о молодежной народовольческой группе в Каменец-Подольске, распространявшей листовки, «возбуждающие к бунту и неповиновению верховной власти».

<p>10. Стечение обстоятельств</p>

Поэзия не в том, совсем не в том, что свет

Поэзией зовет. Она в моем наследстве.

Чем я богаче им, тем больше я — поэт.

Я говорю себе, почуяв темный след

Того, что пращур мой воспринял в древнем детстве:

— Нет в мире разных душ и времени в нем нет!

И. Бунин

Обстоятельства жизни моих предков стали стекаться в исследовательский невод, словно в нем подавал подманивающие сигналы некий ультразвуковой генератор. Возможно, моя душа излучала какие-нибудь флюиды, и молитвы за предков доходили до кого следует. Не знаю. Но улов пошел косяком.

Вскоре я получил письмо от двоюродного брата, доктора технических наук, Юры Хваленского из Обнинска. Еще недавно он директорствовал в секретном НИИ, занимался космической экологией, объездил весь мир, включая Экваториальную Африку, а теперь, достигнув пенсионного возраста, сдал должность и продолжал почти бесплатно тянуть упряжку своей научной темы, ездил на космодром в Плесецк и увлекался рыбалкой во все времена года.

Дед Бузни был у нас с ним общий — и ему родной, и мне родной, а наши ушедшие матери были родными сестрами, удивительной похожести и красоты.

Письмо было отправлено из Обнинска еще до моего разговора с Тамбовским историческим архивом. Двоюродный брат только въезжает в тему и ничего не знает об приоткрывшемся дворянстве деда.

Кроме общих похвал моему усердию в добывании генеалогического материала и обещаний помочь в распутывании любых историко-семейных клубков, Юра прислал ксерокопию из научного дневника деда, имеющую отношение к родовому поиску. Вот что записал наш предок в начале двадцатого века в тетрадь с черной коленкоровой обложкой:

«У меня хранится редкий экземпляр фотографии дагерротипии, сделанной в 1844 г., вероятно, в Варшаве, на котором сняты моя мать еще очень юной девушкой и ея родители. Еще до сих пор при отраженном свете на этой фотографии ясно видны все натуральные цвета красок, переданные с удивительной нежностью оттенков. Попробовать самому изготовить дагерротипии на медных посеребренных пластинках».

Юра комментирует: «Отсюда следует, возможно, какой-то польский вклад в родословную. Кроме того, моя мама говорила моей жене Лиле и о румынском вкладе (как сейчас выяснилось). Фотографией дед увлекался очень серьезно. От него оставался большой фотоаппарат, что-то вроде фильмоскопа для просмотра, и большое количество слайдов на стеклянных пластинках. Все это пропало. Докурочивали мы с братом…».

Эх! Сколько бы изобразительного материала мы сейчас имели — сказка! И смутно вспомнились рассказы матери, что дед-химик в молодые годы бывал в каких-то экспедициях, и был у него «волшебный фонарь», которым он показывал своим детям разные красивые виды.

Спасибо, Юра, за ценную информацию!

Мне только показалось, что цветное фото было изобретено позднее 1844 года, и я открыл БСЭ и посмотрел статью «Дагерротипия». Мои сомнения оказались напрасными: действительно, уже в самом начале 1830-х годов француз Дагер изобрел первый в мире способ фотографирования. Тщательно отполированная серебряная пластина окуривалась в закрытом ящике парами йода, в результате чего получалась светочувствительная пленка йодистого серебра, которую помещали в камеру-обскуру с линзой — фотоаппарат того времени. Фотографировали долго, зато выходило хорошо — проявив скрытое изображение парами ртути, получали цветное изображение из серебряной амальгамы…

Этой камерой-обскура и была снята в Варшаве моя прабабушка в 1844 году! Многое я бы отдал, чтобы иметь этот снимок…

Перейти на страницу:

Все книги серии Лучшая проза из Портфеля «Литературной газеты»

Похожие книги