В поисках утраченных предков (сборник)

Медведеву нравился этот подарок сослуживцев в добротной мелованной обложке. Просторные клетчатые листы трех цветов, сложенные на шведской фабрике в единый блок, напоминали со стороны обреза сухой вафельный торт.

Листы нежно-желтые — при взгляде на них вспоминались кувшинки у берега лесного озера — лежали в блокноте первыми. Медведев дал им заголовок «Греческий дневник». Распахивать кувшиночные страницы было всего приятней. Он начал их заполнять ранним утром, едва поставив в номере чемодан и выпив с Анатолией кофе. Обычные наблюдения путешественника — вдавленные в память бумаги подробности заграничной жизни.

Страницы серо-голубые, как экран компьютерного монитора, Медведев отвел под рассказы Оксаны.

И на листах густо-розовых, охлажденных голубой клеткой, вызревали фрагменты романа. Неоконченные диалоги, фантазии автора, ждущие подтверждения исторические догадки, кирпичики абзацев, на которых будет держаться глава или эпизод. Увы! — всего два десятка страниц убористого текста.

«Спирос выдал мне шелестящую кучу драхм — компенсацию за билеты и стипендию Юнеско. Надо бы скорее начать их тратить, чтобы проверить, не фальшивые ли.

Лайла стала немного приветливее — очевидно, решила, что открытый натиск она отбила, а от флирта — случись такое — убытка не будет.

Администрация Центра обещает нам экскурсию в Линдос с обедом в рыбном ресторанчике. Спирос пригласил и Оксану. Увидев ее на террасе (мы пили кофе перед походом на пляж), он обалдел, выставил грудь колесом, закурил, прошелся важно, спросил, всем ли я доволен, хорошо ли мне работается, и пригласил Оксану на экскурсию, которую он, дескать, устраивает для писателей. Оксана с благодарностью согласилась. Спирос (Спиридон, а не Дух, как я думал вначале) занимается в Центре финансами и хозяйственными делами. Поначалу я принял его за президента Центра писателя Костаса Скандалидиса, когда в первый день пришел засвидетельствовать свое почтение и приволок бутылку водки, икру, набор авторучек «Порше» и прочие подхалимские сувениры. Он улыбался, кивал, и только вечером я узнал, что президент пишет на даче роман, а этот пухлый паренек оставлен на хозяйстве, и зовут его Спирос. Президент появился через пару дней, мы с ним мило поговорили, и, к счастью, у меня нашлось, что подарить славному скандалисту с задумчивыми глазами. Мы час беседовали о разном, и он одарил меня своей книгой на греческом языке и фотографическим альбомом «Малая Азия», на английском.

Я у берегов Малой Азии, мое окно смотрит на северо-восток, в принципе — на Питер. За моей спиной, на самой вершине холма — ничем не огороженная смотровая площадка, можно катиться вниз, к прибрежному шоссе метров сто, цепляясь за кусты и уснувшие на зиму кактусы. На загривок холма змеиной лентой вползает шоссе, и убегает по стрелке, на которой написано «Древний Акрополь».

В день приезда купил у китаянки в овощном киоске книгу о Родосе на русском языке. «Шанго!» — удовлетворенно сказал я, памятуя, что именно так по-китайски звучит «хорошо». Китаянка пожала плечами. Я растерялся и стал внушать пожилой китаянке, что «шанго» — по-китайски означает «хорошо», «good», «very well». Неужели она не знает? Китаянка улыбалась и мотала головой. Странная китаянка, не настоящая. Не мог же мой покойный батя научить меня неправильно. Я с детства знал, что «шанго» по-китайски «хорошо». На этом стоял и стоять буду. Н-да.

Когда я иду по улочкам Родоса, мне хочется жить в Греции. Здесь нет вызывающей роскоши, тихо, спокойно. Садики, скверики, дворики, кафе. Бредешь, как по ботаническому саду. Пристойное телевидение. На базаре никто не хватал меня за руки и не совал под нос товар. Только косматый старик, чтобы не заснуть, завывал рекламу своим креветкам и каракатицам. Не встретил ни одного полицейского на Родосе. Либо они ходят в штатском, либо их отправили в коллективный отпуск.

На острове затишье. По мне — в самый раз. Многие гостиницы и таверны на ремонте — из них вытаскивают старую мебель, протертые паласы, в витринах магазинов пылятся пляжные товары и бутылки с вином. Словно все бросили и ушли. Греки сидят за карточными столами, пьют винцо, кофе с водой, курят и поглядывают в телевизор.

Рядом с набережной — пустырь с остатками строительного мусора. В окне второго этажа обреченного на снос дома сидит манекен в котелке и белых перчатках — готовится спрыгнуть и салютует прохожим».

Он отложил ручку, потянулся и вышел на пустую террасу — смотреть, как в теплом сухом воздухе парят чайки.