В поисках утраченных предков (сборник)

Я стал разбираться с документами, касающимися крушения, и был вознагражден: в нашем всемогущем Архиве на Сенатской площади нашлись новые записи, касающиеся прадеда. В «Списке поездной бригады поезда чрезвычайной важности» я нашел возраст деда – сорок лет, вероисповедание – католик, и – самое важное для дальнейших поисков! – «уроженец Вилькомирского уезда Ковенской губернии».

Пусть хоть и так – через драму, но нашелся прадед, осветив своей гибелью путь дальнейших розысков.

Надо ли говорить, что кондуктор в царском поезде не проверял билеты у царя-батюшки и его свиты, а наблюдал за техническим состоянием состава. Кондукторы были и на флоте, и в армии. Виктор Шкловский пишет в «Заметках о Достоевском»: «Воспитанники Инженерного училища назывались не кадетами и не юнкерами, а кондукторами. Одна треть учащихся были прибалтийские немцы, треть – поляки». Железнодорожных войск в 1888 году в России еще не было, и кондукторами звался технический персонал поезда, сдавший соответствующие экзамены.

Я написал два письма: в Военно-исторический архив с просьбой найти дело георгиевского кавалера и фельдфебеля 111-го пехотного Донского полка, и в Государственный архив Литвы – запрос на уроженца Вилькомирского уезда Ковенской губернии Каралиса Константина Осиповича, 1848 года рождения. Меня интересовало: кто были его родители, мои прапрадед и прапрабабушка?

Литовский архив откликнулся скоро – на прекрасном русском языке, и, попросив сто долларов аванса, пообещал уложиться с поиском в два года.

20. Семейные тайны

Оно зияет в глубину —

сквозь мрак, тоску и грусть —

окно в забытую страну

с названьем кротким – Русь.

Глеб Горбовский

Могилы прадеда я не нашел – римско-католического кладбища в Петербурге уже не существует.

Как удалось выяснить, погост на пересечении нынешних Арсенальной и Минеральной улиц (бывшее Куликово поле) закрыли в 1939 году и немедленно приступили к его уничтожению, планируя устроить на его месте общественный парк. Красногвардейский райфинотдел стал сдавать в металлолом металлические решетки и кресты, надгробия перемалывались на щебенку, продавались дорожникам под бортовой камень тротуаров. И вдоль каких ленинградских улиц легли обелиски и надгробные монументы наших предков – остается только гадать.

Костел, спроектированный французом-католиком Н. Л. Бенуа, родоначальником художественной династии, в котором отпевали прадеда, стоит до сих пор на территории промышленного предприятия. Я поехал к этому костелу, к этому гектару земли, в надежде просто поклониться бывшему кладбищу, упокоившему предка. Кланяться было нечему – асфальт, бетон, автосервис, винные склады, рыжая овчарка у открытых ворот, с которой мне удалось поладить…

Было воскресение, шуршали опавшие листья, я прошел мимо бетонных корпусов, поражаясь безлюдью – словно все бросили и ушли – и подошел поближе к костелу, он стоял за сетчатым забором, на территории винных складов «Ароматный мир». Неподалеку от входа белел обреченный на снос склеп – рядом с ним высились свежие горы щебенки и стояла бетономешалка – автосервису требовалось развиваться. В окошке костела, под сбитым крестом, чистили перышки два сизых голубя. Я постоял, запоминая их, запоминая серую махину костела, склеп с крестом… больше запоминать было нечего. Поклонился и положил четыре осенние астры на обломок камня, торчащий из земли… И уже дома, просматривая свои бумаги, обнаружил, что мой визит на бывшее кладбище состоялся ровно через 115 лет после гибели прадеда…