В поисках смерти

— Знаю это лучше, чем кто-либо другой. Когда я затачивал новый кол и выходил на охоту, мне не приходилось выслеживать жертву. Я выбирал из сотен неприкаянных душ, молящих разбить оковы предавших их тел. Верь мне, когда я говорю, что это было непросто. Непросто выбрать всего одну девушку, самую несчастную и нечестивую из всех… Она — капля в море. Песчинка в огромной пустыне. Но в то же время — эффективный инструмент для налаживания диалога с бездумным большин…

— Было ли это единственным способом говорить с людьми?! — в очередной раз изменив журналисткой этике, Патриша прервала собеседника на полуслове.

— К сожалению! Думаешь на кривую дорожку этих девушек толкнули матери? Или, может быть, священники, читавшие им воскресные проповеди? Нет, они, конечно же, хотели для них иной, лучшей жизни. Но все слова — пустой звук на фоне жертвоприношений, что совершал я. Увидев в вечерних новостях сообщения об очередной дешевке, выброшенной, как и полагается дешевкам, на помойку, десятки, а может быть и сотни девушек решали выбрать иной путь. И так каждый раз. В этом плане вы, журналисты, помогали мне тащить тяжёлый крест. Каждая новость, каждая заметка, каждое сообщение отодвигали страшный конец, постигший Садом и Гоморру еще на чуть-чуть. И за это я благодарен… — по старой привычке Редвуд махнул рукой, но тут же застонал от пронизывающей боли, что частично передалась его собеседнице.

— Жалеете, что вас поймали? — Мюррей внезапно поняла, что давно не сбивается и, тем более не заикается.

— Нисколько! Точно знаю, что я лишь одна из отверток в большом чемодане инструментов, которым владеет Бог. Моё дело продолжится, если на то будет ЕГО воля…

— Если я правильно поняла, вы считаете себя человеком верующим?

— Да, дитя. Я лишь способ, которым Владыка ведёт свой промысел.

— Положим… Но какая, в таком случае, у Господа цель? — Патриша приняла чуть более расслабленную позу и отключила диктофон (последняя, самая коварная ошибка интервьюера, не позволяющая доносить слова собеседника в первозданном виде).

— Побороть истинное зло способно лишь другое зло, более темное и ядовитое. Такое как я. Создавая чудовищ мне подобных, Господь пытается спасти нас всех… вновь! — Редвуд расплылся в мягкой, доброй улыбке и, казалось, больше не страдал. — Его цель — женщины, внешне слабые создания, что в сущности управляют миром, искусно меняя роли. Ласковая мама, добрая бабушка, любящая жена, строгая учительница, заботливая медсестра, что через час без отвращения сменит мои подгузники… Вот кто на самом деле всем заправляет, Джеймс Браун! This is the woman's world, в конечном итоге. Именно женщины должны понять кое-что важное, неотложное. В таком случае мы, возможно, получим отсрочку…

— Почему вы предпочли электрический стул смертельной инъекции? Вы ведь знали, что будет больно?

— О нет, я ничего не решал. Это был выбор общества! Ведь вся моя жизнь, в какой-то момент, превратилась в перфоманс. В нем подразумевались развитие и кульминационная точка. Нечто выдающееся, что позволит истории стать культовой! А у каждой культовой истории есть свое эпичное завершение, по которому составляется итоговое впечатление. Вы ведь знаете эти фильмы с дурацким концом, который никому не нравится? Такие ленты не получают премии и не собирают миллионы в прокате. Понимаете, о чем я? В сущности, история может быть совершенно бездарной, или, напротив, гениальной, но если не будет захватывающего дух финала — все зря! А если будет — каждый найдет в ней определенные смыслы, а если их там нет — заложит собственные. Мне нужна фееричная концовка. Сдохнуть от передозировки снотворным — не классно. Сейчас я селебрити! И уходить со сцены должен подобающе. Этого хотят люди, кто я такой, чтобы им перечить?

— А почему вы не пытались оспорить решение суда и отказались от адвокатов? Вы ведь могли выбить себе пожизненное… — тяжело вздохнув, произнесла Патриша, словно вовсе не слышала того, что было сказано ранее.

— Ну уж нет, мне противно жить в мире, где такого кровопийцу как я сначала пытаются убить током, словно корову, а потом, заботливо лечат и протирают тряпочками до тех пор, пока нельзя будет повторить попытку.

— Тогда последний вопрос… Почему мы?

— Что?

— Почему вы решились на беседу с мелкой, провинциальной христианской газетой, основная аудитория которой уже и читать-то не в силах… В смысле, вы могли щёлкнуть пальцами и на моем месте оказались бы люди из CNN, NBS, да хоть сама Опра! Так почему именно мы?