В поисках апполона.

Наконец мы отправились на встречу с директором. От него зависело наше пребывание на территории, которую государство доверило ему охранять. Как я уже говорил, никогда еще экспедиция Музея природы Ташкента не бывала в этих местах, и все члены экспедиции, включая командира Георгия Петровича Гриценко, имели о Кызылсуйском самое смутное представление. Знали только, что он горно-арчовый, что основан совсем недавно — в 1975 году, что территория его около 30 тысяч гектаров, то есть около 300 квадратных километров, что, согласно справочнику, «по естественноисторическому районированию территория заповедника относится к Туранской физико-географической провинции Средней Азии». Расположен он на высотах от 1800 до 4000 метров над уровнем моря, включает в себя горы и ущелья. Есть там будто бы даже живописный каньон, высокогорные небольшие озера, гипсовые и карстовые пещеры, самая крупная из которых — пещера Тамерлана (высота — 10–15 метров, ширина — 8-10, а протяженность — до 625 метров), которая заканчивается высокогорным подземным озером. Во флоре заповедника отмечено как будто бы около 500 видов растений, однако растительность его до конца не исследована. Фауна здесь насчитывает двадцать восемь видов млекопитающих: белокоготный медведь, рысь, волк, снежный барс, кабан, сибирский горный козел, куница, выдра. Птиц более восьмидесяти видов, таких, как беркут, орлан-белохвост, снежный и черный грифы, белоголовый сип, кеклик, гималайский улар, удод…

О насекомых в справочнике не говорилось ничего, но я помнил слова Крепса о том, что там много чего может быть и что в тех местах «еще никто не ловил».

Жора очень волновался перед встречей с директором, потому что нам могли просто-напросто запретить пребывание на территории заповедника, тем более могли не разрешить сбор насекомых, растений (о млекопитающих и птицах вопрос, конечно, не поднимался), к тому же пропуск в заповедник был выписан на семь человек, а нас было одиннадцать. Вместе с собой на аудиенцию Георгий Петрович взял двоих — Елену Леонидовну Богданову как кандидата наук, известного специалиста, и меня как гостя из Москвы, представителя прессы.

Директор оказался невысоким, очень энергичным, черноглазым человеком, одетым в серо-стального цвета костюм, напоминающий военную форму. Улыбка у него была широкая и очень приветливая. Звали его Салим Содыкович Содыков.

Едва мы представились и Жора коротко, слегка запинаясь от волнения, рассказал о цели экспедиции, как Салим Содыкович опять широко улыбнулся, развел руки в приглашающем жесте и, хитро прищуривая черные веселые глаза, принялся расписывать достоинства и красоты руководимого им хозяйства:

— Добро пожаловать к нам, ходите, смотрите, изучайте! Животный мир у нас очень богатый: кабан есть, горный козел есть, дикобраз, сурок Мензбира… Много чего есть. Птиц тоже много разных — восемьдесят один вид. Только вот рыбы один вид — маринка, потому что вода в Кызылсу очень холодная. А красота какая у нас — вы такой никогда не видели, я ручаюсь! И арчи много сохранилось — пять тысяч гектаров на склонах, сплошная арча! Пещера есть Тамерлана, это вы знаете, наверное, а еще следы динозавра окаменевшие недавно нашли… Ну а как там поживает столица нашей Родины — Москва? — обратился он ко мне.

В заповеднике нам был разрешен сбор растений и насекомых, однако лагерь нужно было разбить вне территории, недалеко от его границы. Птиц и пресмыкающихся для экспозиции музея можно добывать тоже только в окрестностях. При всем явном добродушии и гостеприимстве директора в нем чувствовалась твердость, и мне, честно говоря, это понравилось. А так как лагерь будет не в самом заповеднике, то и количество членов экспедиции уже не имело решающего значения.

Содыков еще долго рассказывал о кабанах, горных козлах, медведях, пообещал нам всяческое содействие, и уходили мы из его кабинета в сиянии радужных перспектив.

В сопровождающие нам директор определил ботаника Суюна Жуллиева, очень милого молодого человека, на лице которого постоянно играла застенчивая улыбка.

И мы отправились.

Но до заповедника, оказывается, было еще очень далеко, дорога шла в гору, автобус надрывно сипел, урчал, чихал и кашлял. Вот когда началась самая лучшая часть нашего путешествия к заповеднику! Долина Кызылдарьи становилась все более зеленой и дикой — обрывы, осыпи, обнаженные скалы красного цвета, за что, очевидно, река и получила название Красная. Вода ее временами действительно носила красноватый оттенок. Пейзаж вокруг стал принимать «марсианский» характер. Но вот на диких «марсианских» склонах засветились никогда не виданные мной раньше цветы. Высокие соцветия принадлежали явно какому-то виду эремуруса, но в отличие от фиолетово-розового робустуса они были удивительного цвета — почти белые, с розовым оттенком, светящиеся. Трудно и передать, какое ощущение вызывала эта бело-розовая хрупкая беззащитность в сочетании с суровостью красно-бурых скал.

— Что это? — в восхищении спросил я Лену Богданову.