В подполье можно встретить только крыс…

Но еще большему удару подверглись национальные Хельсинкские группы. Литовская, Грузинская и Армянская вынуждены были вновь восстанавливаться; Украинская выстояла, но с какими потерями! Двое — Л.Лукьяненко и О.Тихий — осуждены каждый на десять лет тюрьмы и лагеря особого режима и пять ссылки; трое — М.Маринович, М.Матусевич и М.Руденко — на семь лагеря и пять ссылки; двое — В.Овсиенко и Ю.Литвин — каждый на три года лагеря и пять лет ссылки; Василь Стрильцыв — полтора года лагеря; П. Винс — отбыл год лагеря и отпущен в эмиграцию. Если к этим девяти добавить меня, лишенного советского гражданства, двоих отпущенных в эмиграцию (Нина Строкатая и Святослав Караванский), а также пятерых арестованных и находящихся под следствием в КГБ — О.Бердник, Петро Разумный, Петро и Василь Сичко (отец и сын), Василь Стрильцыв, — то потери (семнадцать человек) оказываются больше первоначального состава группы (одиннадцать человек). Украинская, как и Московская, группа продолжает жить только за счет самовосстановления, но в Московскую группу возвращается часть ранее выбывших. Уже вернулись трое — М.Ланда, Ф.Серебров, А.Марченко. У Украинской группы на это никаких надежд. Она может рассчитывать только на новое пополнение. Жестокость репрессий против членов группы на то и рассчитана, чтобы запугать возможные резервы. Однако пока эта тактика правительства терпит провал. Продолжает действовать не только Московская группа. Восстанавливаются Литовская, Армянская, Грузинская. Живет и Украинская.

Заканчивая рассказ о неравной героической борьбе моих друзей по Хельсинкским группам, я не могу не сказать, что естественный союзник этих групп — западные правительства — по сути, остались сторонними наблюдателями этой борьбы. Отдав Советскому Союзу все, что он хотел получить, сделав столь огромные уступки, западные правительства не имеют мужества потребовать от СССР выполнения обещаний, который он дал в обмен на политические реалии. Если Советский Союз не будет выполнять свои обязательства, западным странам не только бессмысленно, но и вредно признавать все другие постановления Заключительного акта. В такой ситуации Заключительный акт может служить только целям подготовки советской агрессии в Западную Европу. Поэтому западные страны должны потребовать, чтобы Советский Союз предоставил полную свободу для своих граждан наблюдать за выполнением Хельсинкских соглашений. Для этого должны быть немедленно освобождены находящиеся в заключении и ссылках члены Хельсинкских групп и объявлена всеобщая политическая амнистия. В противном случае Хельсинкские договоренности должны быть расторгнуты и Запад обязан потребовать созыва мирной конференции.

Рассказ мой о жизни простой, усложненной временем, бурным и тяжким, по сути, закончен, но я не могу отбросить перо, не сказав еще раз о людях, с которыми вместе боролся в послеармейский период своей жизни.

Я часто задумываюсь, почему мне так тяжко в эмиграции. Я уехал бы на Родину, даже если бы знал, что еду прямо в психиатричку. В чем тут дело? Ведь не в том, что здесь плохо. Америка прекрасная страна. Материальные условия несравнимо лучше, чем были в Советском Союзе. И люди, как я думаю, в основном везде хорошие. И политический строй — дай Бог и нам такого. Чего же мне здесь не хватает?

Теперь я ответ уже знаю совершенно точно. Не хватает того человеческого микроклимата, в котором я жил, который чувствовал даже из психушки. Я и моя семья постоянно общались с людьми, у которых звучала струна — в унисон той, что звучала в нашей собственной груди. Эти люди были везде. Мы научились их узнавать даже среди незнакомых. Вот эпизод. В Россоши садимся в поезд, в общий вагон. Свободно. Мы втроем занимаем отсек на восемь человек. Время вечернее, поезд постукивает колесами, и мы незаметно засыпаем. Просыпаемся от того, что купе наше, как и весь вагон, до отказа набит людьми. Это Воронеж. Шум, гвалт, все стараются как-то устроиться. Мы теснимся, приглашаем ближайших присаживаться. Вдруг в этой толчее и гаме громкий смешливый голос: «Теперь бы уборную закрыть и пить не давать и… родная обстановка, как в “Столыпине”». В ответ дружный, понимающий смех. Поезд движется. Все постепенно утрясается. Появляются собеседники, возникают взаимные симпатии, вскоре вокруг нас уже компания таких, кто узнал нашу фамилию и из передач иностранного радио знает все о. ней. Одну пару, не имеющую где остановиться в Москве, мы пригласили к себе. Ночуют у нас. Разъезжаемся друзьями, и устанавливается постоянная связь.

Но это было в случайном скоплении людей. А в Москве, куда бы ни пошел, везде попадаешь в созвучные компании. И в другом городе, куда бы ни поехал, попадаешь в такие же компании. Это, так сказать, «диссидентская республика», растворенная в советском обществе. Кто же они, граждане этой республики?

Оппозиционное движение в СССР, участники которого получили известность на Западе как «диссиденты», не представляет из себя чего-то единого.