В пещерах мурозавра

Людвигу Ивановичу всего-то и надо было узнать, не было ли на Фиме, или хотя бы у него в руках, отцовского патронташа. Тетрадку можно было и за пазуху засунуть, но патронташ так легко не спрячешь. Однако по правилам следовательской работы Людвиг Иванович ни в коем случае не должен был спрашивать прямо: "А не было ли на Фиме патронташа?" - потому что у многих людей столь живое воображение, что стоит их так спросить, и они тут же представят мальчика с патронташем, а потом им покажется, что они именно с патронташем его и видели. И они скажут: "Да-да, на мальчике был патронташ. Такой коричневый". - "А может, желтый?" - спросит неопытный следователь. "А может, и желтый", - задумается свидетель, и тут же ему покажется, что в самом деле тот патронташ, которого он и не видел-то, а только очень живо вообразил, был желтый. "Действительно, желтый, - скажет он. - В самом деле, теперь я совершенно уверен".

Но Людвиг Иванович был опытный следователь и скорее проглотил бы собственный язык, чем стал бы задавать наводящие вопросы, тем более такому впечатлительному существу, как Матильда Васильевна. Поэтому он только и спросил, не было ли во внешности или в одежде Фимы чего-нибудь необычного.

- Он вообще был необычный мальчик - это было и в его внешности, - сказала Бабоныко.

- Ну, а не было ли на нем чего-нибудь воинственного?

- У Фимы? Воинственного? Он же не какой-нибудь хулиган! Нет-нет, у него не было ни камней, ни этой, как ее, шпаргалки... ну, из которой в птиц стреляют...

- Рогатки?

- Я и говорю: рогатки. Нет-нет, ничего такого.

- Но я имею в виду не столь примитивную воинственность. Вы бы не заметили, например, если бы у него были латы, шпага, пистолет или что-нибудь в этом роде?

- Пистолет? Но его ведь держат в... в конуре.

- Вы хотите сказать, в кобуре?

- Совершенно верно, я, по-моему, так и сказала.

- Кобуру бы вы заметили?

- Безусловно!

- А патронташ? - решился-таки на очень прямой вопрос Людвиг Иванович.

- О, да! Как революционный матрос... с этими ленточками на берете, в брюках клеш и в... бушмене, булате... совершенно верно, и бушлате. Да, вы знаете, в свое время, будучи немного моложе, я ведь участвовала в киносъемках, представьте себе! Я должна была изображать совершенно простую девушку. Но подумайте - рэжиссор сразу заметил, что я не того уровня. Он предложил меня перевести в дворянки. Я полагаю, у рэжиссоров глаз острый, как у расследователя.

Людвиг Иванович уже очень утомился. Да и по Матильде Васильевне, по тому, как все чаще путала она слова, видно было, что она тоже утомлена.. Тем не менее понадобилось еще добрых полчаса, чтобы выяснить все-таки, что, когда Фима выходил утром во двор, патронташа на нем не было и что, побыв во дворе, он вернулся в дом.

Свои показания Бабоныко закончила очень твердо:

- Одно из двух: или Фимочку похитили, или у него было важное дело, или он скрывается где-то и не имеет права себя обнаружить, или... или, знаете, овладел какой-то тайной и... и хочет ею овладеть как следует!..

- Но это уже не одно из двух, а одно из четырех... Впрочем, это неважно. Спасибо, Матильда Васильевна, за ваши показания и пригласите, пожалуйста, ко мне Тихую.

Глава 6

Показания бабушки Тихой

Бабушка Тихая была похожа на игрушку "заводная мышь" - такая же серенькая, с широким, но острым носом, так же бесшумно, и очень быстро перекатывалась с места на место, и это было тем более поразительно, что она всегда ходила в огромных сапогах. Людвиг Иванович и глазом не успел моргнуть, как Тихая обежала всю комнату, ко всему принюхалась и только после этого села перед ним, пристально глядя маленькими круглыми глазками.

Сначала Людвигу Ивановичу показалось, что разговаривать с бабушкой Тихой по сравнению с Матильдой Васильевной - одно удовольствие: ни киносъемок, ни причесок, ни восторженных фантазий. Тихая четко ответила на вопросы о фамилии, о возрасте, о социальном положении, о доме. Но вот дальше застопорило.

На все вопросы о Фиме, о том, что он делал сегодняшним днем и чем занимался вообще, бабушка Тихая отвечала мрачно и решительно:

- А оно мине нужно?

- Ну как же не нужно?! - пытался ее урезонить Людвиг Иванович. - Мы не знаем, где сейчас находится мальчик и каким образом исчез он из комнаты. Может, мальчику плохо, может, он нуждается в помощи! Подумайте, ведь каким-нибудь фактом, какой-нибудь деталью вы можете помочь всем нам, помочь мальчику!

- А оно мине нужно? - упрямо сказала бабушка Тихая и, подумав, прибавила: - Оно кому ни то нужно?!

- А как же! А как же! - снова воскликнул Людвиг Иванович. И опять долго и убедительно говорил, как "оно" всем нужно, чтобы Тихая рассказала, что ей известно; однако после этой речи старуха вообще замолчала, поджала губы и отвернулась к стене.

Измученный Людвиг Иванович вытер со лба пот, машинально вытащил из кармана конфету, развернул ее и сунул в рот. Кончик носа бабушки Тихой затрепетал.

- Ето што ж за конхвета? - другим, подобострастно-ласковым голосом спросила она.

- Но вы еще не ответили на мой вопрос, - напомнил Людвиг Иванович, угощая ее.