В пещерах мурозавра

Обнаружил также Людвиг Иванович, что любимый Фимкин железный сундучок пуст и даже раскрыт, как будто из него поспешно вынималось что-то при бегстве или похищении. Пока Людвиг Иванович внимательно и осторожно осматривал сундучок, от двери донесся прерывистый вздох девочки, и это обстоятельство особенно отметил для себя Людвиг Иванович.

В шкафу стояла коробка "Юный химик", которую Людвиг Иванович подарил Фимке в начале лета в его день рождения, но в этой коробке не было уже ни пробирок, ни реактивов, хотя, когда Людвиг Иванович дарил набор, речь шла о том, что Фимка займется им с осени, с нового учебного года. Микроскоп стоял там же, и видно было, что им часто пользовались. А вот той "секретной тетради", о которой говорила Ольга Сергеевна, нигде не было и следа, так же как и патронташа.

Еще обнаружил Людвиг Иванович две оправы от очков. Обернувшись к стоящим у двери женщинам, Людвиг Иванович показал оправы и спросил, не знакомы ли им эти очки. Фимина мама покачала головой. Бабушка Тихая язвительно усмехнулась, но ничего не оказала. Нюня вытаращилась и замерла. А Матильда Васильевна смущенно кашлянула и сказала:

- В общем-то, это мои очки. Они, правда, были мне уже не совсем хороши... И оправа какая-то простенькая... В общем, я не знаю... может, я их выбросила по рассеянности...

- Они без стекол, - заметил Людвиг Иванович.

- Нет, тогда не мои, - с облегчением сказала Матильда Васильевна. - У меня были со стеклами.

- Но в такой оправе?

- Ну, оправа... всякая бывает оправа, - неуверенно оказала Бабоныко.

- Бабунечка ничего не помнит, - затараторила Нюня.

- Анюня, я тебя пока не спрашиваю, - строго сказал Людвиг Иванович. А про себя с грустью отметил, что это, видимо, еще один случай присвоения Фимкой чужих вещей, и, очень возможно, с помощью Нюни.

На средней полке в шкафу были свалены кукольная посуда и множество эмалированных кружек, пожженных и потравленных кислотой, а также пузырек из-под духов "Гвоздика".

- Чья посуда? - спросил Людвиг Иванович строго.

- Это я давало Фиме, - ответила, не поднимая глаз, Нюня.

- Зачем?

- Ему нужно было.

- А для чего, как ты думаешь? Только, Анюня, не лги, а то мы можем так и не найти Фиму.

Девочка стала багровая и вся вспотела, но все-таки сказала, так тихо, что трудно было расслышать:

- Не знаю.

- Я не слышу, Анюня. Что?

- Я не знаю, - сказала Нюня громче, и в глазах, которые она подняла на Людвига Ивановича, блеснули слезы - не то упрямства, не то обиды и волнения.

- А духи "Гвоздика", Оля, твои?

- Нет.

- Нычихины, - буркнула бабушка Тихая. - А то еще цветы у соседев срезал.

- Без спросу?

- Поначалу-то спрашивал, да так умильно, оне и растаяли. А потом, глядь, уже и на базар нести нечего. Крику-то было!

- Что за цветы?

- А гвоздика ж. У Нычихи - очки, у мене и соседев - цветы, у Нюньки посуду. У собственной матки ружжо утянул. Связался с шайкой, вот чего я скажу!

- Неправда, он не воровал! Вы... вы обманываете! - крикнула Нюня.

- Ну-ну, спокойно, - сказал, все больше хмурясь, Людвиг Иванович. - О воровстве нет пока и речи...

И трехцветного фонарика, тоже подаренного Фимке Людвигом Ивановичем, нигде в комнате не было. "Продал или взял в путешествие?" - думал Людвиг Иванович.

Очень тщательно осмотрел этажерку с книгами: "Жизнь животных", "Все о мышах", "В мире насекомых", "Чувства животных и человека", "Мой веселый трубачик". Книги о спелеологах - разведчиках подземных пещер, книги по химии и биологии. Людвиг Иванович каждую перелистал, но, кроме многочисленных закладок и отчеркнутых абзацев и фраз, ничего не нашел.

Оставалась еще решетка на окне. Ее-то и осмотрел тщательнее всего следователь. Но решетка сидела в пазах стены намертво, и не было никаких признаков, которые указывали бы, что ее кто-то расшатывал, подпиливал или вынимал звенья.

Людвиг Иванович простучал стены и потолок и пядь за пядью осмотрел пол. Дом, конечно, был старый, но никаких тайников, отодвигаемых половиц или скрытого подпола обнаружено не было.

В ящике стола следователь нашел маленькие аптекарские весы, много облаток от лекарств, пустые спичечные коробки, чистые тетради с выдранными листами, фанеру от посылочных ящиков, пенопласт и много других вещей, которые пока ни о чем ему не говорили.

Ползая по полу и подбирая где обрывки шпагата, где волосок или клочок бумажки, он вытащил из-под шкафа кусок тетрадного листа, на котором было написано всего три слога:

Ма не бе

Хвостик последней буквы "е" разъехался сантиметров на десять, словно, когда Фимка писал, кто-то у него выхватил лист, так что перо проехало наискосок. Что могли означать эти три слога? "Ма, не беспокойся", или "Ма, не бери", или "Ма, не бегай", или еще что-нибудь? И когда это было написано? Сегодня или давно? И почему оказалось под шкафом? Заметён ли был листок туда нерадивым подметальщиком или его сдуло со стола сквозняком?

Людвиг Иванович бережно положил и этот листок в специальную коробку для экспертизы.