В ожидании зимы

Дай же голос милой мне услышати,

Что голубкой белой к сердцу ластится

Да цветёт под звёздами небесными…

Освобождённая коса размоталась и упала, и Лебедяна, обомлев, увидела Искру из второй части своего сна – в доспехах и с мечом. Следующим её ожиданием было увидеть чёрную тучу шириной во всё небо и ощутить холодное дыхание злого ветра разлуки, но вместо этого тёплые губы Искры прильнули к её пальцам. Опустившись на колени подле ложа, та покрывала поцелуями руку Лебедяны.

– Не уходи на войну… молю тебя, – пробормотала Лебедяна сквозь колючий ком в горле, который невозможно было выплакать. Наяву у неё получилось сказать вслух то, что во сне украла бессильная немота.

– Я с тобой, лада, я никуда не ухожу, – ласково и чуть удивлённо ответила Искра, присаживаясь на край ложа и завладевая второй рукой княгини Светлореченской. – Я здесь, чтобы помочь тебе, вернуть тебя к жизни, сделать тебя снова здоровой, молодой и прекрасной… Чтобы ты жила ещё долго, очень долго.

Ростки раскаяния, взошедшие во сне, наяву заколосились, роняя слёзы-семена. Ком в горле таял острой ледышкой.

– Я не заслуживаю этого, – прошептала Лебедяна горько, отворачивая лицо. – Я причинила тебе боль…

– Гораздо больше боли и горя ты мне причинишь, если уйдёшь раньше времени, – настойчиво и нежно заглядывая ей в глаза, сказала Искра. – Я хочу, чтобы ты жила… Пусть далеко, пусть не со мною, но жила. Без тебя для меня не станет ни солнца, ни неба, ни весны… Ничего.

– Прости меня…

Слова, не произнесённые, но когда-то отданные ветру, сорвались с губ Лебедяны. Она не противилась объятиям, в которые Искра её осторожно заключила, приподняв с подушек; в этих руках можно было позволить себе слабость и немощь, безбоязненно отдаться им полностью, ибо Лебедяна точно знала: они не причинят ответной боли, не обидят в отместку за обиду, не оттолкнут, даже будучи сами отвергнутыми.

– Дай мне вон ту шкатулку, что на столике для рукоделия стоит, – попросила она.

Родные руки исполнили просьбу незамедлительно. Сняв с шеи ключик, Лебедяна открыла шкатулку, и на её трясущихся пальцах засверкали кроваво-алые лалы в виде сердечек, подвешенных к общей нити на цепочках, в звенья которых были оправлены ослепительно-радужные адаманты. Семь сердец – одно большое и шесть меньшего размера.

– Это самый дорогой подарок… Горы самоцветов и золота не стоят одного из этих сердечек, – прошептала она, прижимая ожерелье к щеке и орошая его слезами.

– Надень его, лада, – предложила Искра с задумчивой улыбкой. – Всю мою любовь я вложила в это ожерелье. Я хочу видеть его на тебе.

Она помогла Лебедяне застегнуть украшение на шее и окинула её восхищённым взглядом.

– Ты – чудо из чудес, моя любимая. Ты прекрасна.

– Ах, – с горечью вырвалось у Лебедяны. – Как ты можешь такое говорить… Я – уродливая старуха…

– Ты – это ты, в любом облике, – защекотал ей ухо нежный шёпот Искры. – Но позволь мне вернуть тебе радость юности, влить в тебя силу Лалады и избавить от всех этих страданий, которые тебя одолевают.

Лебедяна посмотрела на свои руки, которые Искра недавно покрывала поцелуями, и вместо старческих скрюченных пальцев увидела пальцы молодой женщины – гибкие, подвижные, изящные. Схватившись за лицо, она нащупала по-прежнему дряблую кожу и мешки под глазами, но Искра уже работала над исправлением этой беды, жарко целуя Лебедяну в лоб, в щёки, в губы. Лебедяна скользнула пальцами по её затылку, лаская его и нащупывая колючие пеньки сбритых волос – так она всегда любила делать, когда они целовались.

– Нет, Искра, я больше не могу так поступать, – с болью отвернулась она наконец. – Мой муж… Он не виноват в том, что я ошиблась в выборе. Это… неправильно и несправедливо по отношению к нему.

В потемневших глазах Искры зажглись колючие мрачновато-печальные огоньки.

– А сводить себя в могилу раньше времени – справедливо? – приглушённым от взволнованного дыхания голосом промолвила она. – А оставлять меня вдовой – правильно?

– Мы не супруги, ты же знаешь, – простонала Лебедяна.

– По людскому закону – нет, но вот здесь… – Искра прижала ладонь к груди. – Здесь – да! Ты – моя лада, а я – твоя. А о Злате ты подумала?

Лебедяна вздрогнула.

– Ты знаешь, что она…

– Да, – перебила, не дослушав, Искра. – Ты ничего не сказала мне о ней… Хвала государыне Лесияре – она открыла мне глаза. А о ней, о своей родительнице, ты подумала? А обо всех, кто тебя любит? Твой час не настал, любимая, сейчас не время уходить! Ты не хочешь изменять мужу? Опомнись, лада, ты уже ему изменила! Ты поступила так, потому что не могла иначе.

– Я не должна была… – Голос Лебедяны сорвался на рыдание.

– Сделанного не переделать, моя радость, – мягко понизив голос, молвила Искра. – Так было суждено. Ты – моя избранница, благословлённая Лаладой, и всегда ею останешься. Мне важно лишь одно – знать, что ты любишь меня. С этим знанием я смогу выдержать всё… Даже разлуку с тобою.

У Лебедяны не было сил противиться рукам, исполненным тёплой земной мощи Огуни. Они подхватили её и понесли в опочивальню, опустили на ещё немного влажную после неудачного умывания перину.