В ожидании Виллы

— Оттуда ей открывался прекрасный вид на озеро.

— Нет, про чердак. «Бедная королева на чердаке!» — так написано в дневнике Виллы.

— Да, написано, но уверяю вас, тот чердак совершенно пуст.

— Значит, есть другой чердак, где кто-то заперт. Польсон, я не схожу с ума?

Он подошел к ней и нежно потрепал по волосам, затем тихонько закрыв ладонью ее губы, Польсон прижал Грейс к себе.

— Конечно нет, дорогая. Но не давайте волю своей фантазии. Это опасно.

— Не могу, в этой комнате так тихо, когда я одна.

— Не оставайтесь в ней подолгу. Завтра утром, пока у меня занятия в университете, походите по магазинам, поищите очки, а днем вместе посмотрим старый город.

— И поищем дверь с драконом? — прошептала Грейс.

Он снисходительно улыбнулся ей, и Грейс подумала, что именно так, наверное, Польсон улыбается своему сыну.

— Нет, очков в форме бабочки у нас не было.

Грейс везде отвечали: нет, таких очков не было. Это куплено не в Швеции, фрекен, может, откуда-то привезены.

Тогда Грейс позвонила к фру Линдстром, намеренно нацепив очки. Мадам, увидев ее, испуганно выпучила глаза.

— О Боже мой, фрекен Эшертон! Я подумала, что это фрекен Бедфорд. У вас те же очки.

Грейс сняла их. Эксперимент оказался слишком удачным. Но почему все так пугаются Виллы?

— Неужели моя кузина носила их не снимая?

— Только когда шла на работу. А вечерами или на уик-энды всегда надевала. Они были для нее — ну как бы вам сказать, — вроде косметики.

— А случалось, что летом она их не носила?

— Нет, не замечала. А почему вы спрашиваете?

— Я подумала, может, она их потеряла и купила другие?

— Я никогда не слышала, чтобы она теряла очки.

— А в день отъезда они были на ней?

Фру Линдстром задумалась.

— Пожалуй, нет, — сказала она, наконец. — На вашей кузине было пальто с мехом, шапка. Выглядела она очень симпатично, но точно без очков. Помню, как сияли ее глаза. Я тогда еще подумала, как жалко, что она всегда их прячет за темными стеклами.

— Кто-то ждал ее в тот день? — спросила Грейс, с удивлением подумав, почему не спросила про это раньше. Густав? Может, фру Линдстром видела его?

— Нет, — покачала головой фру Линдстром. — Она села в такси, помахала мне на прощание и укатила. А я стояла слишком далеко и не слышала, какой адрес она дала водителю.

Фру Линдстром не стеснялась признаться в своем любопытстве. Вдруг ее лицо стало подозрительным.

— А к чему все эти вопросы? Вот же ее очки.

— Я только хотела узнать, не было ли у нее второй пары. Потому что эти я нашла, — сказала небрежно Грейс, понимая, что ее объяснение не слишком убедительно. — Спасибо, фру Линдстром, простите за беспокойство.

— Никакого беспокойства. Я люблю поговорить, так что приходите. Жильцы все тихие, герр Польсон обычно занят, а старые леди плохо слышат, с ними не побеседуешь.

— Ну тогда вы, наверное, радуетесь, когда приезжает их племянник?

— Капитан Моргенсон? Очаровательный человек, у него, я думаю, в каждом порту по жене, и, тем не менее, он свободен. Вам неплохо было бы с ним познакомиться, но не относитесь к нему всерьез. Фрекен Бедфорд именно так и делала.

Так ли это? А может, именно его она назвала Густавом, а потом убежала с ним, забеременев и не захотев делать аборт? В дневнике, правда, сказано, что он очень немногословен. Но это могло быть отвлекающим маневром.

В середине дня небо прояснилось, похолодало, солнечный желтый свет освещал озеро. Маленькие лодки подпрыгивали на волнах. Грейс полила цветы в ящиках за окном, удивляясь, как Вилла могла оставить их погибать. Потом села за письменный стол и настрочила почтовые открытки нескольким друзьям: «Прекрасно провожу отпуск, спокойный интересный город и шведы тоже». Это успокоило нервы, и она сама почти поверила, что у нее и впрямь нормальный отпуск.

Отцу она написала более подробное письмо. Он жил в коттедже в Вилшире. Больное сердце делало его полуинвалидом, и время, поэтому он проводил тихо, однообразно: разводил георгины, гулял со своим стареньким спаниелем и двумя сиамскими котами. У него была женщина, которая приходила каждый день и, кажется, имела на него виды. Отец любил, когда его навещала Грейс, и хотел знать все о ее жизни, все, что она готова была рассказать.

Отношения с дочерью много значили для него. Может, это из-за того, что он никогда не любил Виллу. Она была для него слишком неискренней и фальшивой. Не стоило лететь сломя голову в Швецию из-за того, что Вилла попала в переплет, считал отец.

Грейс успокоилась, пока писала открытки. Не было, конечно, и речи о том, чтобы рассказать этому мягкому тактичному человеку о королеве, запертой на чердаке, или об охоте на лосей с предполагаемым самоубийством сотрудника посольства, очках Виллы, затоптанных в грязь на берегу озера. Это разволновало бы его. И поэтому она писала так: «Как только Вилла с мужем вернется, — никак не могу дождаться, чтобы познакомиться с ним, — я приеду в Англию и к тебе на несколько дней. Я должна уединиться, начать новую книгу. Шведская природа в это время года слишком мрачная — сырая, темная и все время грозит снегопадом».