— Отличное место для стана! — оценил Орлов. — Подойди на сажень — не заметишь.
— Летом-то хорошо, — согласился Павел, всю дорогу хранивший молчание. — Летом, говорят, каждый кустик ночевать пустит. Зимой что будем делать.
— Вместе с журавлями улетим в теплые края.
— Без документов далеко не улетишь.
— Мои друзья примут и укроют нас, — пообещал Орлов, хотя знал, что таких друзей у него нигде нет.
Весь день провели в лесу, обсуждали, как лучше построить шалаш, где выкопать погреб для хранения продуктов, какой инструмент и какая посуда понадобятся на первое время.
У Орлова был наган, сохранившийся с гражданской войны, а у Колесова — винтовочный обрез. Этого оружия не хватало; к тому же Орлов не раз начинал разговор о пополнении «отряда».
— Оружие добудем, — утешал Орлов. — У сторожей и сотрудников милиции отберем, у крестьян есть винтовки: в восемнадцатом году многие попрятали.
Когда стемнело, отправились в село. Ночь была тихой и звездной. Лениво перекликались сверчки, лягушки в пруду; высоко в небе пролетала стая гусей, доносился отдаленный гогот.
Распрощались на окраине села, договорившись о времени возвращения и о том, кто что должен принести в лес.
Орлов пока не очень верил обещаниям Никифора и Павла. «Нужно быстрее повязать их каким-нибудь серьезным делом», — подумал он, глядя вслед уходящим товарищам.
Орлов зашел к себе во двор с огорода. Навстречу с визгом кинулся Шарик — небольшая рыжая дворняжка с белыми отметинами. Потрепав собаку по загривку, открыл потаенный запор двери, ведущей в хлев.
Евгения проворно собрала ужин.
— Всех, кто был арестован из-за тебя, сегодня освободили, — доложила она.
— Боятся, гады! — проговорил Орлов, по-своему расценив действия сотрудников милиции, исправлявших по указанию Прошина допущенные ими нарушения законности.
— Вроде и с колхозами стали меньше притеснять, — продолжала жена.
— А не распался колхоз?
— Нет. Многие добровольно вступают.
— Надеются на дармовщину отожраться. Ничего, супонь потуже затянут — пожалеют…
Орлов налил в стакан самогону и залпом выпил.
— Тут без тебя Петька Котлов заходил, говорит, надо увидеть тебя по важному делу.
— Петька? Что-то у меня нет охоты видеться с ним: это такой человек, что может служить и нашим и вашим.
— Он говорит, передай Ивану Федоровичу, пусть не боится меня.
— Ладно, поживем — увидим. Попытай, что люди толкуют о нем.
— Хорошо, Ваня, попытаю баб.
— Осторожно только. Разбирай постель, ночи короткие.
С кривого переулка донесся всплеск гармошки, высокий девичий голос пропел:
Гармонь и девушка также внезапно смолкли, частушка оборвалась на середине.
Заливисто залаял Шарик, Орлов и Евгения насторожились. Но собака тут же затихла. Наступила короткая, густая тишина. До самого рассвета, о котором возвестили петухи и коровы, ни один звук больше не нарушал деревенского покоя.
V
Прошло недели две после возвращения Прошина в Пензу, все вроде бы шло хорошо. Но вот сотрудница канцелярии вручила Прошину под роспись в журнале докладную записку начальника районного отдела ОГПУ Мокшина. «О действиях банды Орлова», — прочитал Прошин подзаголовок. Банды! Это слово резануло по сердцу.
Василий Степанович поблагодарил сотрудницу и начал читать документ. В нем содержалась информация об ограблении Орловым двух магазинов, о других разбойных делах. В конце указывалось, что, по словам очевидцев, Орлов действовал не один; вместе с ним были два или три соучастника, о которых пока нет никаких сведений.
— Идиоты! — взорвался Прошин. Сбылись его самые худшие интуитивные предположения: Орлов сколотил банду.
Прошин вышел из-за стола и заметался по кабинету. «В плане же все расписано: организовать надежные засады на лесных дорогах, подставить Орлову нашего человека, провести разъяснительную работу среди населения… Значит, ни черта ни сделали!»
Справившись с нервами, он стал рассуждать спокойнее: наметить мероприятия легче, чем выполнить; жизнь порою сложнее, чем кажется нам. Прошин решил все бросить и ехать в район.
Однако начальник окротдела Тимофей Иосифович Гладков отклонил его предложение.
— Тебя срочно вызывают в Самару, — сказал он. — Вернешься оттуда и поедешь в Пачелму.
Это известие было совсем некстати, но Василий Степанович понимал, что уклониться от поездки по вызову полномочного представительства не удастся.
Вернувшись от начальника окротдела, Прошин достал стопку бумаги и стал писать директивное письмо Мокшину. Письмо получилось гневным, но дельным; оно содержало немало полезных советов и предложений, как ускорить ликвидацию банды Орлова.
Тимофей Иосифович относился к Прошину с доверием: небольшая разница в возрасте, оба — добровольцы Красной Армии, воевали в Белоруссии. Он подписал письмо без замечаний, хотя обычно был придирчив к документам.
За обедом Анна Николаевна обратила внимание на то, что муж чем-то расстроен.
— Что с тобою, Вася? Ты бледен, взволнован. Что-нибудь случилось?
Прошин взглянул на жену, улыбнулся: вечно ей до всего дело.