В осажденном городе

— Жизнь подтверждает верность этих слов, — сказал Земсков. — Был такой случай: поступили заявления на хозяина керосиновой лавки Бочкина, или Кадушкина, что он ведет контрреволюционную агитацию. Формально его можно было арестовать и судить. Я доложил материалы члену коллегии губчека товарищу Егорову Ивану Егоровичу. Он посоветовал поговорить с керосинщиком. Я удивился, как ты сейчас. Что же оказалось? Бочкин — безграмотный, аполитичный человек, как попугай, повторяющий чужие слова.

— И чем кончилось это дело?

— Чем? Мы вызвали того Бочкина, разъяснили ему заблуждения и предупредили, что он может быть привлечен к ответственности за такие разговоры… По тем временам это была принципиально новая мера — ведь нашей революции не было и года, бушевал белый террор.

Василий внимательно слушал, переспрашивал — для него это были не просто откровения опытного товарища, но и наука на будущее.

Назавтра, ознакомившись со всеми материалами по банде Недосекина, Сергей Степанович помог определить основные мероприятия по делу и хотел принять личное участие в их проведении.

Но неожиданный телефонный звонок нарушил его планы. Земскову передали, что его срочно вызывают в Москву.

Это была последняя встреча Прошина и Земскова, их дороги разошлись на долгие годы.

VI

Во вторник, 6 июня, в уездной газете появилось новое сообщение о подлых делах бандитов. Статья называлась «Зверское убийство».

«Тридцатого мая, — говорилось в ней, — состоялись похороны зверски убитого бандитами председателя Верхне-Ломовского волисполкома Алексеева Ф. П.

Ночью, подкравшись, как звери в лесу, бандиты пролезли на двор, тихо открыли двери и, застав сонного товарища Алексеева, бесстыдно, подло убили его. Пуля попала в верхнюю губу, пробила череп.

На кладбище были все граждане В. Ломова и окрестных деревень. Они пришли отдать последний долг, проститься с Алексеевым. Верхний Ломов потерял лучшего председателя волисполкома, всегда смелого, умного, разбирающегося в делах человека».

Газета с некоторым опозданием сообщила о похоронах; убийство было совершено 28 мая. Получив весть об убийстве председателя волисполкома, в Верхний Ломов на рассвете выехали Прошин, Тарасов, группа чекистов и рядовых сотрудников милиции.

В городе нашлись очевидцы, которые рассказали, что бандиты — их было четверо — после совершения убийства Алексеева ушли в сторону деревни Русская Муромка.

Прошин и Тарасов, рассредоточив группу, прочесали лесной массив, мало надеясь на успешный исход операции: бандиты обычно укрывались либо в густых лесах и оврагах, либо в небольших населенных пунктах, где имели пособников.

Под вечер чекисты случайно наткнулись на двух вооруженных мужчин, которые при задержании даже не успели оказать сопротивление, столь неожиданной для них была встреча на лесной тропе. Они бросили обрезы и подняли руки.

Один из них назвался Елизаром Клейменовым: щуплый мужчина, под пятьдесят лет, с окладистой черной бородой; второй — Иваном Митюхиным. Парень лет двадцати пяти, с косматыми, горчичного цвета волосами и огромными крестьянскими ручищами.

Задержанные выдавали себя за жителей Верхнего Ломова; признавали, что нарушили приказы военного комиссариата и Чрезвычайной комиссии о сдаче оружия, но сделали это исключительно с целью самозащиты.

«Время ноне беспокойное, нельзя без оружия», — в один голос говорили они.

Местные жители опознали Клейменова и Митюхина, но отзывались о них уклончиво, что-то недоговаривали.

В делах Чрезвычайной комиссии нашлись документы, неопровержимо подтверждавшие, что оба они являются участниками банды Недосекина.

Назавтра первым привели на допрос Елизара Клейменова. Бандит остановился у порога, метнул короткий и режущий взгляд на Прошина.

— Садитесь, Елизар Никитич, — предложил Прошин, показав жестом на табуретку. Клейменов послушно сел, положил сухие, жилистые руки на колени.

— Будете правду говорить или как? — спросил Прошин, придвигая к себе стопку бумаги.

— Правду? Правда, парень, у каждого своя.

— Как понимать это?

— Моя правда такая: ни о какой банде я ни слухом ни духом не ведаю, а у тебя, выходит, другая.

— Когда вы познакомились с фельдшером Недосекиным?

— Не знаю такого.

— А вот граждане Верхнего Ломова видели вас вместе с Недосекиным.

— Выходит, они знают больше меня. Это клевета, гражданин следователь, никакого Недосекина я не знаю. Ложные сведения пусть останутся на совести клеветников.

— Как вы относитесь к Советской власти?

— Как все.

— А точнее?