В осаде (СИ)

Дни, дни, дни, ночи, ночи, ночи, припасы, припасы, припасы, дожди, дожди, дожди... Время Моё истекало, и я это чувствовал. Наконец, последняя песчинка упала на дно. Я больше не был для них Богом. И меня теперь всегда сопровождали солдаты. Что ты за Бог, если не можешь даровать жратву?! Увы, жратва и Бог для них - одно и то же. Они уже забыли про моё слово даровать им жизнь. Жизнь без жратвы им не улыбалась. Я буквально чувствовал, как они, получив своё утром, подсчитывают, прежде чем лечь спать, на ночь, сколько жратвы ещё осталось, и сколько перепадёт им, а сколько - соседу; у соседа на один рот больше, но этот рот - ребёнок, и ему можно дать меньше, а то, что останется благодаря этому меньше, съесть самим. И я возрадовался, что я не Бог - я не мог любить их, хотя совсем недавно, когда они казались мне слабыми и беспомощными, я их любил. Как-то так получилось, что мы ушли друг от друга, и стали одновременно с этим (что было вперёд, неизвестно) друг друга лучше понимать. Теперь - когда они подсчитывали кусок во рту другого - я понял, что они не слабы и не беспомощны, что слабость и беспомощность - вопрос выгоды. Хм, выгоды, как и вообще всё. Выгода движет всем, и вопрос святости того или иного выбора, той или иной выгоды заключается в том, сзади нас эта выгода или впереди. По пути разбросаны куски, они указывают нам дорогу, и вопрос лишь в том, берём мы один кусок и идём дальше, к следующему, или стараемся сожрать всё, что на этом месте есть. И тот, кто довольствуется одним куском, презирает того, кто хочет два, а этот - того, кто хочет три, и так далее. Голод всегда остаётся, и съедается всегда то, что должно насытить, и какая разница, в принципе, хочу я довольствоваться одним куском и получить другой дальше, или всё подобрать тут? Откуда же наше презрение? Оттуда. Из нас. Мы созданы для него, для презрения. Иначе, не презирая другого, как мы будем подниматься в себе? А мы хотим подниматься. И какая разница, поднимемся ли мы в себе, творя беззаконие от своей безнаказанности, или боясь обидеть даже последнюю тварь? Ведь ведущая нас к этому - и к тому, и к тому - сила есть сила и власть презирать то, что не наше, презирать, чтобы быть выше. Богач презирает мусорщика и мусорщик презирает богача. И оба презирают того, кто не презирает, как он. Кто из нас чувствует себя ущербным? - никто! Идущие к Богу (если Он есть) ничуть не выше идущих к золоту и наоборот. А это значит, что Бог не выше забытой в разрушенном доме глиняной чаши с отколотым краем. А это значит, что Бог равен нам, каждому из нас, и не только нам, но и простому ножу на нашем столе. И так же, как мы, как каждый из нас, преходящ. Однажды Он прейдёт, и это будет час торжества тех, кто был презираем вдали от Него, и час расплаты тех, кто именем Его творил то, что считал справедливостью. Всё перевернётся, и снова места вселенной будут ждать того, кто первым займёт их, оставляя другим серединные или окраинные дома, лишь правила игры будут прежними, твердыни и рабочие волы, и бывший Бог будет рядовым игроком, и вряд ли самым талантливым, ведь тогда, когда другие играли, Он был всего лишь судьёй. Да, он будет помнить все выверты и тонкости, но характер его будет утерян, ибо не он боялся и надеялся, обретал силу в потерях и слабел от находок не он. Ростовщик, Бог, царь, мусорщик...мы все ещё посчитаемся. Чем всё закончится в новой игре? Спросите тех, кто был бит в прежней, они вам ответят, кто вы будете, укажут вам место и определят паёк. Так что не презирайте их сейчас, и тогда вам будет честь возле них и часть со стола их. Это и пытается внушить сейчас, в этой игре, как и в любой другой, что была или будет, текущий Бог - не оттолкни, не презирай, не подставляй подножку, терпи, люби. Он старается не для Себя, а для нас, старается, хотя знает, что Скоро Ему быть внизу, в глубине, куда не достаёт свет. На глубине моря сияет алмаз...