В океане. Повесть

- Там на маяке… - Олсен вскинул старческие смятенные глаза. - Там на маяке сделано большое преступление. Там рыбаки очень напуганы. Ловили треску, остались ночевать на острове из-за тумана. Ночью увидели, что погас свет, пришли на маяк… Старший среди них - Гельмар Верле, почитаемый в округе человек, очень удивлен, рассержен…

По мере того как Олсен говорил, Андросов вполголоса переводил его слова столпившимся вокруг морякам.

- Они понимают, что значит маячный огонь в такую непогоду, - говорил лоцман. - Когда бежали на маяк, увидели - в море зажегся другой свет. Смотритель и его помощник лежали без чувств, а наверху был другой человек, преступник.

Олсен обвел взглядом стоящих вокруг старшин и матросов.

- Это хорошо, что меня слушают все. Об этом должен узнать весь мир. Рыбаки говорят: вчера вечером видели вблизи острова подводную лодку… А когда пришли на маяк, человек, потушивший фонарь, стоял на вершине башни, смотрел на море в бинокль. Его хотели схватить рыбаки, но он выстрелил, ранил в руку одного молодого парня, сбил с ног двух других, убежал… Когда рассвело, рыбаки осмотрели остров, но никого не нашли…

- Так он и стал бы их ждать! - сказал Агеев. - Ясно - на подлодку ушел… Разрешите вопрос задать? - шагнул он вперед, когда замолчал Олсен.

- Спрашивайте! - сказал Сливин.

- Мы, товарищ капитан первого ранга, как было приказано, на берег не сходили, не могли с теми норвегами поговорить. А хорошо бы узнать - какой он с виду, диверсант этот. В морской форме или нет? Чем, так сказать, выделялся?

Андросов перевел слова Агеева. Лоцман коротко ответил.

- Нет, он не был в морской форме… - переводил Андросов, и мичман понимающе кивнул. - Был он одет, как рыбак… Наружность невидная… Лица его не запомнили. Говорят, был невысокого роста, но сильный. Потому и не смогли они его задержать, что не ожидали в нем такой силы.

Мичман кивнул снова. Слегка наклонив голову, Сливин слушал, что говорит, обращаясь к нему, Олсен.

- Нет, товарищ Олсен, мы не будем ждать результатов расследования, - сказал наконец Сливин. - Это дело местных властей, а когда еще они доберутся до маяка. Конечно, доложим кому полагается, но пока наша задача - скорей закончить буксировку.

Он повернулся к матросам.

- Каждое наше промедление в пути - выигрыш для врага, товарищи! Давайте же так закончим проводку, чтобы показать всему миру, что никакие трудности не собьют русского моряка с намеченного курса!… Вам, Сергей Никитич, придется на ледокол с нами идти. Примете на себя обязанности боцмана «Прончищева». Птицын в лазарет слег.

- Временно переходить, товарищ капитан первого ранга?

- До конца плавания перейдете. Личные вещи вам собирать долго?

- Имущество мое небольшое. Разрешите исполнять?

- Идите. Жду вас у шлюпки.

Сергей Никитич исчез в люке баржи.

- Вот и объяснение, товарищи, как хотели они расправиться с нами, - говорил Сливин окружившим его морякам…

В барже Агеев действовал с обычной стремительной аккуратностью.

Пряча в чемодан маленькое зеркальце для бритья, несколько мгновений всматривался он в отражение своего красно-коричневого круглого лица. Спокойное, как всегда, лицо. Еще недавно так радовался бы, получив приказ перебазироваться на «Прончищев». А теперь мысли всецело заняты другим. «Каждое промедление в пути - выигрыш для врага», - сказал капитан первого ранга. С особой ясностью встала в уме вся цель связанных с буксировкой непонятных событий.

Он вышел из кубрика с потертым чемоданом в одной руке, с шинелью, затянутой в ремни, в другой. Ромашкин и Щербаков, ждавшие у борта баржи, подхватили вещи, понесли к шлюпке. Когда Сергей Никитич спрыгивал на стапель-палубу, его услужливо поддержал Мосин. Все матросы дока глядели на своего боцмана, шагнувшего к шлюпке.

- Ну смотри, Ромашкин, не осрами! - с чувством сказал Агеев. - Заместителем моим здесь остаешься. А вы, Щербаков, когда придем в базу, доложите мне, обижал вас Мосин или нет, - улыбнулся он одними глазами.

- Да мы, товарищ главный боцман, давно с ним друзья! - растроганно сказал Щербаков.

Гребцы уже приняли чемодан и шинель, боцман спрыгнул в шлюпку, положил руку на румпель.

Шли минуты горячего морского труда. Вступив на палубу «Прончищева», забросив вещи в каюту, Сергей Никитич с головой ушел в этот труд, а все вспоминались ему прощальные слова друзей с дока…

Стоя на носу ледокола, боцман немного пригнулся, верхние пуговицы его рабочего кителя отстегнулись, выглядывали сине-белые полосы тельняшки. Но сейчас боцман не замечал этих непорядков в одежде. Он был целиком захвачен работой.

Недавно прошедший у борта «Прончищева» «Пингвин» развел большую волну. Бросательный конец, поданный с юта «Пингвина», не долетел до палубы ледокола, упал в море. Боцман успел заметить - матрос с бросательным концом слишком перегнулся через борт, не мог хорошо подать конец из-за неправильного положения тела.