В новую жизнь

Сеня убѣждался наглядно, что могла сдѣлать наука. Дѣдъ Савелiй училъ его любить землю и солнце, заставлялъ видѣть въ землѣ существо, которое живетъ, производитъ, болѣетъ. Теперь это существо оказалось послушнымъ волѣ одного человѣка. Профессоръ ходилъ всюду съ карандашомъ и тетрадкой, и въ этой тетрадкѣ стояли цифры и знаки. Все, что получалось съ земли, тщательно измѣрялось на мѣру и вѣсъ; все, что останавливало сосредоточенный глазъ профессора, заносилось въ тетрадку.

На высокой метеорологической станцiи производились точныя наблюденiя: записывалась температура и влажность воздуха, направленiе и сила вѣтра, давлнiе атмосферы. И все это ставилось въ связь съ ростомъ растенiй и урожаемъ.

Какимъ жалкимъ казался теперь Сенѣ дѣдъ Савелiй съ своимъ откосомъ, какимъ несчастнымъ казалось „хозяйство“ родной деревни!

Подъ лучами живительнаго солнца, въ чистомъ воздухѣ, наполненномъ медомъ луговъ, чувствовалъ онъ приливъ силъ, неукротимую жажду труда.

— Ну, какъ? Лучше города? — спрашивалъ профессоръ и хлопалъ по плечу.

Въ эти минуты Сеня вспоминалъ Кирилла Семеныча, литейщика и отца.

Они по-прежнему въ стукѣ машинъ, въ душныхъ стѣнахъ фабрики и завода, въ пламени, тучахъ искръ и грохотѣ металла. А здѣсь!.. Здѣсь онъ лицомъ къ лицу съ породившей его природой. Могучая, распаленная солнцемъ, лежала передъ нимъ мать-земля, глядѣла большими очами луговъ, дышала миллiонами ароматовъ, шептала пѣсни Веселаго лѣса, играла таинственнымъ эхомъ. Она звала его къ себѣ, своего сына, вскормленнаго мякиннымъ хлѣбомъ, убаюканнаго печальной пѣснью. А солнце!.. А бѣгущая подъ горкой рѣка, заросшая тростникомъ и осокой!.. А зори, плывущiя въ предразсвѣтномъ туманѣ!.. А грозы, эти могучiя грозы, когда молнiи рѣжутъ стрѣлами, а дальнiй громъ перекатывается изъ лѣсу въ луга, какъ веселый смѣхъ разыгравшейся природы!..

Машинами срѣзали клеверъ, и скошенный лугъ протянулся красивымъ ковромъ. Гигантскiя копны остались на немъ сторожами.

Кончалась уборка хлѣбовъ, а на крестьянскихъ поляхъ еще оставались несжатыя полоски.

Какъ-то въ концiѣ iюля, вечромъ, профессоръ сидѣлъ въ кабинетѣ и читалъ газету. Сеня стоялъ на крылечкѣ террасы. Пахло дождемъ, въ воздухѣ носился густой ароматъ цвѣтника. Взгрустнулось что-то…

Вспомнились мать и отецъ, отъ которыхъ не было писемъ, Кириллъ Семенычъ, студенты… Гдѣ они теперь?.. Можетъ быть, вернулись…

На террасу вышелъ профессоръ съ газетой и сѣлъ въ кресло.

— Я не мѣшаю вамъ, Василiй Васильичъ?

— А… ты это… ничего, сиди…

Далеко-далеко мигнуло небо. Сильно трещали iюльскiе кузнецы. Глухо проворчалъ громъ.

— Помнишь студента Смирнова, Сергѣя Васильича?..

— Помню… Они теперь въ Москвѣ?

— Онъ… — профессоръ остановился. — Онъ померъ…

— Какъ… померъ?.. — вскрикнулъ Сеня.

— Онъ заразился тифомъ на работѣ въ деревнѣ…

Профессоръ поднялся и прошелъ въ цвѣтникъ. Тамъ онъ подошелъ къ рѣшеткѣ и, облокотившись, сталъ смотрѣть на рѣку и заснувшую подъ горой деревушку. Все чаще и ярче мигало небо, назойливѣе трещали кузнечики. А Сеня, потрясенный, сидѣлъ на ступенькахъ террасы. Тяжкая грусть, можетъ быть, первое ясно сознанное горе давило сердце. И эта страшная тишина подъ грозой, это черное небо, мигающее невидимыми очами, эти безтолковыя кузнецы, отпѣвающiе уходящее лѣто, — еще сильнѣе давили сердце… Семеновъ!.. Его нѣтъ теперь… Комнатка на четвертомъ этажѣ, восторженныя рѣчи, пѣсни, споры… Онъ подалъ ему руку, спасъ его, ободрялъ, устроилъ его сюда, открылъ передъ нимъ новый мiръ… И теперь ничего этого нѣтъ… Онъ не увидитъ его никогда больше..

Чья-то властная рука вырвала изъ его жизни самую свѣтлую страницу.

Онъ сидѣлъ, опустивъ голову на руки. Молча глядѣла на него ночь, точно таила тайну всего совершающагося. Накрапывалъ дождь, зашуршалъ по листьямъ гиганта-тополя, у террасы. Молнiя освѣтила цвѣтникъ и бѣлую приближающуюся фигуру профессора.

Тяжелая рука легла на плечо Сени.

— Мальчикъ! — услыхалъ онъ спокойный голосъ. — Ты, кажется, плачешь?..

Сеня поднялъ голову.

— О такихъ людяхъ не плачутъ: они достойны большаго. Смерть… — задумчиво продолжалъ профессоръ, — ея нѣтъ. природа не знаетъ смерти…

Сѣмя пропадаетъ, давъ растенiю жизнь… Сгорѣли дрова, дымъ разсѣялся, но его снова вернутъ зеленые листья растенiй… И все такъ. Померъ Семеновъ, но не исчезъ безслѣдно. Его трупъ войдетъ въ обиходъ вселенной, а безсмертный духъ, образъ его, какъ хорошаго человѣка, отдавшаго себя за другихъ, останется жить, не забудется. Ни одна жертва не пропадетъ даромъ…

Сеня вздохнулъ.

— Онъ тебя хотѣлъ учить, кажется?.. да?.. Ну, сдѣлаютъ это другiе…

Ступай спать, уже поздно… Завтра начнется осушка болота.

Глава ХХI Мечты… мечты!.

Осушка болота привлекла много любопытныхъ изъ сосѣднихъ деревень.