— Товарищи командиры! Завтра самый интенсивный день, нагрузка — полная, 10 соток на машину. Артамонов! Твои работают ротабами по зениткам, по две на машину. Ведущими девяток пикировщиков будут тамарины девочки и мальчики. Работаем по 'вертушке', остальное не потянуть. Топлива на четыре вылета полным составом. Жду от Вас оперативной и четкой работы. Готовность к вылету в 04.00. Вопросы?
— Прикрытие будет?
— Восемь машин ОРБАЭ, ну, и кто подтянется. Наши соседи туда не дотянутся. Канал связи 3, командую операцией я. Запасной канал связи 8, позывной Метла-21, это — подполковник Косенко. Командирам полков оставаться на земле — запрещаю. Вопросы?
Последним выходил прихрамывающий Марик Акопович:
— Хочу сам своих вести, Александра. Не штурманом.
— Старый конь борозды не испортит, я ничего не слышала и ничего не знаю, поэтому запретить не могу.
Мы пожали друг другу руки, и он вышел из кабинета. Звоню в Лиски:
— Абрам Борисович? Александра Петровна. Мне тут шефы такой коньяк из Кизляра подвезли!
— Ой, дорогая Александра Петровна! Ты комедию не ломай, говори, что надо, если меня уже после ужина беспокоишь, ведь не просто так звонишь, хотя я бесконечно рад тебя слышать.
— Где‑то должны болтаться два состава в мой адрес с авиабомбами.
— Щаз гляну! Один у меня стоит, приказано гнать на 707–й. Второй еще в Таловой.
— Отгоните на отстой на 169–й, и пропихните из Таловой.
— Меня ж расстреляют, Сашенька!
— Так это только Вас, а так — все Лиски под расстрел пойдут. Можете, по своим каналам, в Мармыжи позвонить, поинтересоваться. А пол Лисок — люди 'неправильной' национальности. А я без бомб сижу.
— Я перезвоню.
Прошло минут пять — десять. Звонок.
— Милая Сашенька, ну, что ж ты меня, старого больного еврея, так нервируешь! Какие у тебя могут быть проблемы с бомбами? Через пять минут отойдет на 169–й, и я Марку Захаровичу позвонил, он машинки выделит, и прицепы, и людей. И про Таловую не забуду. Мы аврал по городу объявили. Все у тебя будет, Сашенька. Сами привезем, говори, куда и сколько. И не надо говорить, что мы тебя не любим! Там по — немецки отвечают. — последнюю фразу он прошептал. Замечательный старик: начальник перегона и станции Лиски. Очень хорошо всегда помогал.
Повесив трубку, иду начальнику вооружений эскадрильи. У него сидит и инженер — майор Глисман, из дивизии, что‑то рисуют. Встали, нехотя оторвавшись от стола. Придумывают куда ампулу засунуть и как крепить.
— Мы еще не закончили, товарищ подполковник.
— Я тут вспомнила. Это ничего, сколько у нас РРАБ-1? Помните, по ошибке прислали. Вроде назад не отправляли.
— Нет, не отправляли.
— Насколько я помню, взрыватели, открывающие бомбу, установлены на кольце, там два кольца с четырьмя ножами, обрезающими срезные шпильки от одного пиропатрона. Так?
— Так точно, вот она.
— Ну, дошло? С двух сторон надеваем и стягиваем. Высота подрыва 50 метров. Нож режет не шпильку, а ампулу. Восемь ампул на бак. И предусмотрите разрушение корпуса в районе ножа и ампулы. Вот тут еще отверстия под ножи и бойки на рычаге. Ножи от наших РРАБ-2 должны встать.
Инженер — майор смял свой рисунок.
— Разрешите идти?
— Нет, бегом, и надеюсь на вас. — Пирогель отлично горит до скоростей в 880 км/ч, так что разрушение на высоте нам выгоднее, чем на отскоке, будет больше площадь накрытия. Зашел на площадку к Хромову. Они перекачивают липкий напалм и дружно матерятся, что все перемазались в сурике, несколько мешков дырявыми были.
— Товарищ подполковник, ну, бензин и масло более — менее понятно, а сурик зачем? Чтоб не только горели, но и перепачкались? — спросил улыбающийся 'химдым', блеснув в темноте белыми зубами.
— Что делает окись железа при температуре 750 градусов?
— Разлагается на железо и… кислород! И опять должно окисляться! Экзотермически! Гениально!
— Эта штука называется: пирогель, способна прожигать легкобронированные цели. Отлейте вот сюда.
— Нам в училище о таком составе не рассказывали.
— Наука на месте не стоит, лейтенант.