В нашем квадрате тайфун

Я понял его не сразу, так невнятно прозвучало в американском произношении «самураи». Мистер Эндрюс был на храмовом празднике где-то за пределами столицы. Там несколько столетий назад жрецы вылечили принца, заболевшего в пути. С тех пор, в годовщину, устраивают шествия в старинных костюмах. Среди участников есть и настоящие самураи, по крови.

Мы не раз проезжали мимо храмов. Нет-нет и мелькнет за окном автобуса, в проеме между домами, странная гирлянда — клочки белой бумаги, насаженные на канат. Значит, там, в глубине двора, храм. Храмов масса, больших и крохотных. Но сильной религиозности я не заметил.

Я спрашивал японцев, принимают ли они всерьез пантеон синтоистских богов во главе с Аматерасу, спустившейся с неба верхом на белой лисице. Верят ли в богов богатства и бедности, науки и музыки, в богов риса, фруктов, рыбы, в духов леса, реки, моря? Мне отвечали улыбками. Красивые легенды, вот и все. Многие божества, как, например, ТенниоМагокоро в универмаге Мит-цукоси, известны как эмблемы торговых и промышленных фирм.

— Я не религиозен, — слышишь нередко. — Но я бываю на храмовых праздниках. Они очень украшают жизнь.

Извещения о храмовых, так сказать, мероприятиях публикуются в газетах ежедневно, наряду с программой радио и телевидения. Названия празднеств заманчивые, поэтичные, — например, «возжжение фонарей», «фестиваль терновника», «процессия лодок». Бывают и фестивали музыки, танцев, стихосложения. Храмы — центры народных торжеств и увеселений, которые нередко уже утратили религиозный характер.

— Я могу назвать один интересный храм, если вам любопытно. Тоже процессия. Шествие начинается, как только на мосту покажется гонец от императора. Нет, не артист. Гонец в подлинном смысле… А вы откуда?

— Из Советского Союза, — ответил я.

Он вскинул брови.

— Тогда зачем вам самураи? — спросил он. — Вы хотите, чтобы они сделали нам второй Пирл-Харбор? Ха-ха-ха! Я шучу, ей-богу, шучу!

— Конечно, шутите, — сказал я.

— Вы турист? Ах, с пароходом! Правда, что вас триста человек? Такое путешествие стоит денег, а? — проговорил он с уважением. — Ну, и что, каковы ваши впечатления? Э, не та стала Япония! Я не узнаю Японию.

Я спросил, что огорчает его в нынешней Японии. Мистер Эндрюс ответил, что он уже устал говорить о политике. Кругом все говорят о политике…

На этом и закончилась наша беседа. Но мне кажется, я знаю, чем недоволен мистер Эндрюс и подобные ему «полуяпонцы», выступающие, в частности, на страницах «Джапан Таймс» и «Майнити» — газет на английском языке, выходящих в Токио. Эти господа постоянно распинаются в своей любви к Японии. Они не постесняются даже выругать своего соотечественника Хитчкока — чего лезет со своими вульгарными фильмами, столь чуждыми японскому духу! Эндрюсы рядятся в кимоно, через силу восхваляют сырую рыбу с соевым соусом. Когда же на экраны вышла японская картина «Император Мейдзи и русско-японская война», с явной антирусской, реваншистской направленностью, эндрюсы встретили ее овацией.

Правда, вооружать японских фашистов до зубов эндрюсы побаиваются. Роль ударного отряда агрессии отведена западногерманским последышам Гитлера. Память о Пирл-Харборе слишком жива, и стремянным в Японии поручена более скромная задача — охранять от японского народа американские базы.

Дело нелегкое! Кислую мину мистера Эндрюса легко понять: как раз во время нашего пребывания в Токио было опять неспокойно. Толпы японцев подступили изданию парламента, требуя разорвать постыдный договор с Америкой, очистить родную землю от чужих аэродромов, от чужих солдат.

САЙОНАРА!

Сегодня вечером мы отплываем. Пора сказать друзьям «сайонара» — до свиданья.

В последний раз едем по улицам Токио. Столица в лихорадке. Требования сместить премьера Киси, ликвидировать американские базы в Японии раздаются все громче.

Цепочка наших автобусов — их девять, по числу групп — останавливается в центре Токио, у парка Хибия. Парк очень чистый, просторный, светлый. Деревья посажены негусто, бархатные газоны доступны солнцу.

Мы выходим поразмяться и сразу оказываемся в толпе гуляющих. Завязываются знакомства — улыбками, пожатием рук. Идут беседы — почти без слов. Пожилой мужчина, тыча пальцем себе в грудь, произносит: «Токио», — потом вопросительно смотрит на меня. Я отвечаю:

— Ленинград.

— О, балет… Ленинград, балет…

Он пытается объяснить мне, что пойдет на спектакли нашего балета. Я видел очередь за билетами, она огибала целый квартал.

Игорь Петрович, разумеется, фотографирует. Толпа между тем растет. Мелькает красный цвет: полотнище на древке, исписанное иероглифами. Вот еще одно…

Да тут, оказывается, место сбора демонстрации! А иероглифы на кумаче означают: «Долой правительство Киси!»

Советский турист — и рядом с таким плакатом! Надо же так, чуть было не вмешались во внутренние дела Японии.

Наши автобусы двинулись дальше. Следующая остановка на Гинзе, возле универмага, где надо купить сувениры.

А тем временем из парка Хибия и из многих других парков, скверов, кварталов демонстранты шагали к парламенту. Токийцы и жители других городов, участники «маршей мира».