В направлении Окна

Собственно, Холл не знал, что это Кантор, и даже клички его не помнил, в блоке постоянно над кем-то измывались, и в большинстве случаев это был «тот самый парень» — невероятно неуклюжий и столь же невероятно живучий. Каким-то таинственным образом он умудрился пройти все этапы отбоpa — отсев в их группе инструкторов-диверсантов был колоссальный: из ста пятидесяти человек, прибывших полгода назад в Форт-Брэгг — людей молодых и на вид вполне крепких — осталось не больше сорока. Прочих, не проявивших должных талантов и не выдержавших нагрузок, отправили по каким-то другим службам. Но этот бедолага — вечно последний в списке успевающих — вынес все, однако по внутреннему табелю о рангах угодил в самую низшую касту.

Холла никогда особенно не трогали — трудно сказать, почему — то ли из солидарности и всеобщей ненависти к Мак-Говерну, а может быть, потому, что он и без того каждый день представлял собой ходячий фарш. Возможен и такой психологический феномен, что спустя некоторое время неистребимый Джози стал настолько ассоциироваться с учебно-инструктивным оборудованием — что-то наподобие живого тренажера, — что относиться к нему как к человеку было бы нелепо. Вдобавок держался он замкнуто, знакомств ни с кем не водил, и странное внимание к нему Мак-Говерна придавало этому некий зловещий оттенок. Ко всему прочему, Холл и впрямь вышел в «классики» — всем было прекрасно известно, что в результате своих мучений Джози свободно бьет с любой ноги на высоту собственного отнюдь не малого роста, и затевать с ним разговор менее чем вшестером — как и полагалось на занятиях — нелогично с медицинской точки зрения. Поэтому Холл находился в некой полосе отчуждения — но в тот вечер он ее покинул.

Всем командовал Кабан Гаррис — парень немногим ниже Холла, а в плечах, пожалуй, пошире. Судя по изобретательности в отношении всяких пакостей он, похоже, где-то учился; волосы у него, помнится, были темные. Когда Холл свесился с нар взглянуть, в чем дело, беднягу Кантора уже поставили на четвереньки, и вся Гаррисова компания выстроилась вокруг. Неизвестно, что они там затевали, и никто теперь не узнает, потому что как раз в этот момент Холл соскочил с койки и отправился завоевывать место на иерархической лестнице блока.

Войдя в круг. Холл сказал:

— Отпустите его. Это мой друг.

Кабан на секунду растерялся. Он видал всякие виды, но после сегодняшних занятий все в красках представляли себе ощущения человека, которого Джози хватил своей ручищей; будь другая ситуация, Гаррис бы уступил, но здесь решался вопрос политический. Если появится кто-то, кто будет указывать, что Кабану можно делать, а что нет, все лидерство летит к черту. Кабан радостно оскалился. Холл тоже улыбался ему, как родному. Их было десять против одного, это вдохновляло, все стояли возле Кантора, как возле жертвенного тельца.

Гаррис зачаровывающе глядел на Холла, и Холл отлично знал, чего тот ждет, он и сам этого ждал. Сейчас к нему сзади, тоже на четвереньках, беззвучно подкатывается один из гаррисовских шакалов. Холл даже знал, кто именно — маленький, с белыми усиками, — с тем, чтобы в решительный момент толкнуть Холла под коленки, чтобы он полетел через него вверх ногами, а уж тут Кабан себя покажет.

Подождав мгновенье, пока он поудобнее устроится, Холл прикинул, где у этого белоусика голова и, согласно методе, выбросив вперед обе руки, ударил ногой что было силы назад. Вышло удачно, раздался показательный хлопок, под пяткой хрустнуло и провалилось; не теряя ни секунды, для закрепления успеха он подпрыгнул, задрав носки сапог, и тут ему повезло меньше, белоусик, оказывается, повалился на бок, и Холл, приземлившись, вместо положенного плеча сломал ему ключицу и несколько ребер, да и сам чуть не упал. Это и спасло Кабана — когда тот бросился. Холл не успел принять стойку и доверить жизнь Гарриса Богу и кентосам — пришлось просто хлестнуть его по виску в манере «рука-бич», когда он проносился мимо.

Холл тотчас же развернулся, ожидая, что тут-то все и начнется, но ничего не началось, а напротив, все закончилось. Политические дебаты завершились, сумасшедших больше не нашлось, Гаррис с головой на плече лежал поперек кровати у стены, остановившей его неудержимый бросок, ноги Кабана коленопреклоненно стояли на полу, пальцы рук скрючены, в прорези полузакрытых глаз матово светились белки. Парень с белыми усиками по-прежнему лежал на полу, из ноздрей, ушей и рта у него сочилась кровь, оловянные остановившиеся глаза сулили Джози поутру карцер. Единственный, кого события не коснулись, Кантор, продолжал уныло стоять на четырех точках, глядя в пол и ожидая решения своей участи. Холл легонько постучал его вибрамой по заду — вставай, комедия окончена.