В мышеловке

Джик и Сара со своими сумками прошли, минуя выдачу багажа, и направились к очереди на такси. В аэропорте было оживленно – встречали пассажиров, прибывающих накануне кубка, и лишь один человек, как я успел заметить, находился здесь только ради моих друзей.

Я усмехнулся. Молодой и юркий, словно угорь, он прошмыгнул сквозь толпу, оттолкнув с дороги женщину с ребенком, чтобы занять следующее такси. Я так и предполагал, что работу поручат именно ему, потому что только он знал в лицо Джика. Ведь именно он плеснул ему в глаза скипидаром в Художественном центре.

Неплохо, решил я. Парень не слишком умен, и Джику будет нетрудно избавиться от него.

Я послонялся по залу с невинным видом и, не заметив никакой опасности, потихоньку побрел на стоянку.

После раскаленного воздуха Алис-Спрингса вечер казался даже прохладным. Я открыл машину, залез на заднее сиденье, снял шляпу, с которой мне так повезло, и стал ждать Джика.

Их не было часа два. Я замерз, изнервничался и уже начал ругать их на чем свет стоит.

– Прости, Тодд! – воскликнула Сара, открывая дверцу и падая на переднее сиденье.

– Пришлось изрядно потрудиться, чтобы отделаться от сопляка, – пожаловался Джик, усаживаясь рядом со мной. – Как ты тут?

– Холодный, голодный и злой.

– Тогда все в порядке. Он прицепился, как пиявка, – парень из Художественного центра, – бодро начал он.

– Да, я видел его.

– Мы заскочили в «Виктория-Ройял», намереваясь сразу же выйти через боковую служебную дверь и снова поймать такси. Смотрим, а он уже идет за нами через парадный вход. Тогда мы поднялись в бар, а он слонялся в холле, разглядывая книжные киоски.

– Мы решили, что лучше не показывать ему, – продолжала Сара, – что мы его заметили. Мы не скрываясь вышли на улицу, поймали такси и поехали в «Ноти Найти» – единственное место в Мельбурне, где можно поесть, потанцевать и посмотреть варьете.

– Мест не было, – заговорил Джик, – и, чтобы занять столик, мне пришлось сунуть десятку. Разумеется, лучшего мы и не желали. Темные уголки, да еще фокусы с разноцветным освещением. Мы заказали выпивку, сразу же оплатили заказ, а потом поднялись и вышли…

– В последний раз мы его видели, когда он еще стоял в очереди возле входа. Мы вышли через пожарный выход мимо гардероба. И по пути забрали свои сумки.

– Думаю, он не догадается, что мы умышленно удирали от него, – заявил Джик. – Там сегодня Бог знает что творится!

– Чудесно.

С помощью Джика я переоделся, превратившись в завсегдатая скачек. Джик подвез нас к «Хилтону», поставил машину на стоянке отеля, и мы вошли в вестибюль так, словно никуда и не уезжали.

На нас никто не обратил внимания. Накануне скачек здесь царило всеобщее возбуждение. Люди в вечерней одежде стекались сюда из танцевального зала и останавливались небольшими группами, чтобы поболтать, прежде чем разойтись по номерам. Сюда заходили выпить по последней. И все обсуждали шансы завтрашних заездов.

Джик взял ключи.

– Никаких новостей, – сказал он. – Сдается, о нас здесь и не вспоминали.

– Тодд, – обратилась ко мне Сара, – мы заказали еду в номер. Ты присоединишься?

Я согласился. Мы поднялись на лифте и прошли ко мне в номер. Все здорово устали и поужинали молча.

– Доброй ночи, – наконец сказал я, поднимаясь, чтобы уйти. – Благодарю за все!

– Завтра поблагодаришь, – ответила Сара. Ночь слава Богу прошла спокойно.

Утром мне удалось одной рукой кое-как побриться и умыться. Джик, не обращая внимания на мои протесты, поднялся в номер. Я открыл ему дверь в одних трусах.

– Боже милостивый! Есть ли на тебе хотя бы одно живое место?

– Тогда мне следовало бы приземлиться на физиономию. Помоги поправить повязки.

– Я боюсь до них дотронуться!

– Оставь, Джик. Раскрути фиксирующие бандажи. У меня под ними все свербит, и я уже забыл, как выглядит моя левая рука.

Ворча, он разбинтовал великолепное творение врачей больницы в Алис-Спрингсе. Наружная повязка, как оказалось, состояла из больших кусков полотна, скрепленных скобками. Они поддерживали левый локоть и фиксировали руку на груди. Под верхним слоем находилась целая система бинтов и какое-то сооружение из лейкопластыря – очевидно, стягивающие сломанные ребра. А под лопаткой – широкий бандаж.

На мне были еще три подобные повязки: две на левом бедре, а третья – пониже колена. Они были заклеены лейкопластырем, и мы не стали их трогать.

– То, что не видит пациент, не пугает его, – изрек Джик назидательно. – Еще что-нибудь?

– Отвяжи руку.

– Ты не выдержишь!

– Попробуй.

Он засмеялся, развязал несколько узлов и снял скобки. Я понемногу распрямил руку. Ничего особенного не случилось. Сначала боль взметнулась куда-то высоко, а потом неприятное ощущение стало слабеть и боль уменьшилась.

– Может не слишком хорошо кончиться, – высказал он свое предположение.

– Мои мускулы протестуют против постоянного пребывания в одном положении.

– Ладно. А теперь что?