В мышеловке

Внутреннее помещение было отлично освещено благодаря прозрачной крыше. Стены оказались завешанными десятками картин, у нас даже глаза разбежались.

На первый взгляд казалось, что тут огромное количество голландских натюрмортов, пейзажей, французских импрессионистов и портретов кисти Гейнсборо. Но, присмотревшись более внимательно, мы поняли, что, хотя это оригинальные, писанные маслом полотна, все они далеко не шедевры. Такие картины обычно продают с пометкой «школа», так как сами художники даже не подписывают их.

– Здесь европейцы, – пояснил смотритель, и в его голосе звучала неприкрытая скука.

Я заметил, что он не австралиец и не англичанин. Может, он американец?

– Есть ли у вас картины с лошадьми?

Он смерил меня довольно дружелюбным взглядом.

– Да, есть. Но в этом месяце мы выставляем работы австралийцев и второстепенных художников из Европы. – В его произношении ощущалось едва заметное пришепетывание. – Но если вы хотите посмотреть картины с лошадьми, то они стоят там, на полках, – указал он на еще одну занавеску из полосок, висевшую напротив первой. – Вы ищете что-нибудь конкретное?

Я пробормотал фамилии нескольких австралийцев, чьи картины я видел в Мельбурне. И его тусклые глаза оживились.

– У нас есть кое-какие их работы.

Он провел нас в третью и, на наш вкус, наиболее интересную комнату. Половину ее занимали двухъярусные стеллажи, а на другой половине размещалась контора. Здесь же картины упаковывали. Застекленная дверь вела в запыленный и словно высушенный садик. И в этой комнате свет падал сверху через крышу.

Возле двери стоял мольберт, а на нем повернутое к нам тыльной стороной небольшое полотно. Принадлежности свидетельствовали, что над полотном недавно работали.

– Тоже пробуете свои силы? – поинтересовался Джик и подошел, чтобы поглядеть.

Бледный смотритель дернулся, будто хотел остановить Джика, и тут вдруг что-то в выражении лица моего приятеля потянуло меня к нему словно магнитом.

Гнедой конь в повороте на три четверти. Его элегантная голова поднята – он явно к чему-то прислушивался. На заднем плане – гармоничные контуры усадьбы. Остальное – отлично скомпонованные деревья и луг. Работа уже более или менее закончена.

– Чудесно! – воскликнул я в восторге. – Она продается? Я хотел бы ее купить.

Поколебавшись мгновение, смотритель ответил:.

– Простите, но писалось на заказ.

– Жаль! А вы не могли бы продать эту картину мне, а заказчику нарисовать еще?

Тот с сожалением улыбнулся:

– Боюсь, что не смогу.

– Назовите вашу фамилию, – попросил я.

Моя просьба понравилась ему.

– Меня зовут Харли Ренбо.

– А здесь есть еще ваши работы? Он показал рукой на длинные полки:

– Одна-две. А картины с лошадьми находятся в нижнем ряду, против стены.

Мы втроем принялись вытаскивать их.

– Вот хорошая, – сказала Сара, разглядывая маленькую картину, изображавшую серого толстого пони и двух сельских парней в старомодной одежде. – Вам нравится?

Она показала ее нам. Мы бросили свое занятие и посмотрели на картину.

– Очень красиво, – сказал я со снисходительным одобрением. Джик отвернулся, словно полотно не заинтересовало его, а Харли Ренбо молча стоял возле нас.

– Ладно, – заявила Сара, – просто я думала, что она хорошая. – Она поставила ее на полку обратно и вытащила следующую. – А как вам эта кобыла? Мне кажется, славная.

– Сентиментальная мазня! – едва сдержался Джик, но Сара все-таки обиделась.

– Может, я ничего не понимаю в искусстве, но мне просто нравится. Потом мы нашли еще одну работу с причудливой подписью: «Харли Ренбо». Большое полотно, покрытое лаком и без рамы.

– О! – сказал я тоном ценителя. – Ваша!

Он молча наклонил голову. Мы смотрели на работу, которую смотритель признал своей.

Явное следование Стаббзу. Удлиненные лошади вписаны в загадочно-унылый пейзаж. Приличная композиция, скверная анатомия, хорошее исполнение и нуль оригинальности.

– Чудесно, – сказал я. – Где вы рисовали?

– О… прямо здесь.

– По памяти? – восхитилась Сара. – Сколько умения!

Харли Ренбо, видя наш интерес, принес еще две свои картины. Они были не лучше первой, но одна из них намного меньше по размеру.

– Сколько стоит меньшая? – спросил я. Джик взглянул на меня, но промолчал.

Харли Ренбо назвал такую сумму, что я сразу затряс головой.

– Жаль, – вздохнул я. – Мне очень нравится ваша работа, но… Началась вежливая и нудная торговля. Однако, как водится, мы сошлись на цене более высокой, нежели хотел покупатель, но более низкой, чем надеялся продавец. Джик покорно достал свою кредитную карточку, и мы забрали трофей.

– Боже милостивый! – взорвался Джик, когда мы отошли на такое расстояние, что смотритель не мог нас слышать. – Ты еще в нашем колледже рисовал лучше! Зачем тебе понадобилась эта мерзость?

– Затем, – ответил я удовлетворенно, – что Харли Ренбо – копиист по натуре.

– Но ты купил не копию известного произведения, а его собственную картину! – Он ткнул пальцем в сверток, который я нес под мышкой.

– Это вроде отпечатков пальцев? – спросила Сара. – Чтобы найти другие его творения?