В мышеловке

– Так вы считаете, что молодой человек занимался именно этим?.. – начала было миссис Петрович, но Уайт Минчлес прервал ее жестом и громким вопросом:

– Вы хотите сказать, что юный художник срисовывал Маннинга, чтобы затем продать копию как оригинал?

– Э-э… – замялся я.

– И вы хотите сказать, – продолжал он, – что Маннинг, о котором он говорил, что мы можем его приобрести, тоже является подделкой?

Присутствующие одновременно испугались такой возможности и подивились проницательности Уайта.

– Не знаю, – сознался я. – Мне просто хотелось бы посмотреть на того Маннинга собственными глазами.

– А может, вы сами хотите приобрести Маннинга? Или просто выступаете как посредник? – Вопросы Уайта были суровы и язвительны.

– Ни в коей мере, – ответил я.

– Ну, если так… – Уайт вопросительно взглянул на остальных и уловил их молчаливое согласие.– Он сказал, насколько я помню, что есть хорошая картина Маннинга на тему скачек за весьма умеренную цену в маленькой галерее неподалеку… – Он пошарил в наружном кармане. – Ага, вот оно! «Ярра Ривер Файн Артс», третий поворот по улице Свенстона и там ярдов двадцать.

– Нам он сказал то же самое, – смиренно проговорил мистер Петрович.

– А внешне такой приятный молодой человек, – добавила миссис Петрович. – Все расспрашивал о нашем путешествии. Интересовался, на кого мы поставим на розыгрыше кубка…

– Спросил, куда мы собираемся ехать после Мельбурна, – припомнил мистер Петрович. – И мы ответили, что в Аделаиду, а тогда он сказал, что Алис-Спрингс в Австралии является Меккой для художников, и посоветовал нам там обязательно посетить салон «Ярра Артс», той же самой фирмы. У них всегда есть хорошие картины…

Мистер Петрович наверняка понял бы меня превратно, если бы я наклонился над столом и крепко обнял его. И я сосредоточил свое внимание на кофе глясе.

– Мы сказали, что поедем в Сидней, – уведомил меня Уайт Минчлес. – На это он никак не отреагировал и никаких предложений не делал…

Высокие стаканы были уже почти пусты. Уайт Л.Минчлес взглянул на часы и проглотил остатки своего черного кофе.

– А вы нам так и не сказали, – начала несколько сбитая с толку миссис Петрович, – почему ваш друг назвал молодого человека преступником. То есть я могу понять, почему парень напал на вашего друга и сбежал, если он действительно преступник, но почему ваш друг пришел к такой мысли?

– Я только что хотел задать такой же вопрос, – важно произнес Уайт.

«Напыщенный болтун», – подумал я.

– Мой друг Джик – настоящий художник. Он не выносит дилетантов в искусстве. Поэтому и назвал его работу преступлением. С таким же успехом он мог бы назвать его рисование мазней или пачкотней.

– И… все? – разочаровалась она.

– Ну… молодой человек работал красками, которые обычно не смешиваются. А Джик – человек требовательный. Он не может спокойно смотреть, если краски используются не как следует.

– А что это значит «не смешиваются»?

– Краски – это химикаты, – снисходительно пояснил я. – Большинство из них не влияют одна на другую. Но надо быть осторожным.

– А к чему приводит неосторожность? – поинтересовалась Руфи Минчлес.

– Ну… ничего, конечно, не взорвется, – улыбнулся я. – Просто… ну, если смешивать белила, а в них есть свинец, с желтым кадмием, который содержит серу, как на ваших глазах делал тот молодой человек, то вы получите приятный бледный тон… Но оба вещества взаимодействуют и с течением времени темнеют, что изменяет картину.

– И ваш друг назвал его действия уголовным преступлением? – недоверчиво переспросил Уайт. – Но ведь это, пожалуй, чересчур!

– Э-э… Ну, к примеру, Ван Гог пользовался яркой желтой краской, являющейся соединением хрома, когда рисовал свои «Подсолнухи». Желтый кадмий тогда еще не был открыт. А желтый хром, как выяснилось, разлагается и лет через двести дает зеленовато-черный тон. Так вот, подсолнухи уже имеют странный цвет, и до сих пор еще никто не придумал, как остановить процесс…

– Но ведь парень рисовал не для потомков! – вышла из себя Руфи. – А что он не Ван Гог, так оно сразу видно…

Я решил не говорить им, что Джик надеется на признание в XXIII столетии. Он всегда был одержим идеей стабильности тона и когда-то затянул меня на курс химии красок.

Американцы поднялись, собираясь уйти.

– Все было удивительно интересно, – с улыбкой заявил Уайт и, заканчивая разговор, добавил: – Но я все-таки лучше вложу свои деньги в оборотный капитал…

Глава 7

Джика не было ни в туалете, ни в залах Художественного центра. Я нашел его с Сарой в номере отеля. В дверях стояла очаровательная медсестра из персонала отеля.

– Постарайтесь не тереть глаза, мистер Кассаветз, – посоветовала она на прощание. – Если станет хуже, позвоните в регистратуру, и я приду.

Она с порога подарила мне профессиональную улыбку и зашагала по коридору.

– Как глаза? – спросил я после паузы.

– Что-то страшное. – Они были ярко-красные, но сухие, значит, дело шло на поправку.

Сара процедила сквозь зубы:

– Надеюсь, что Джик через день-два выздоровеет. Но больше мы рисковать не будем.

Джик промолчал. Ну что ж, этого и следовало ожидать.