В мутной воде

На основании заявления Ефремова, умершего через неделю после этого, было приступлено к предварительному следствию, которое вполне подтвердило показание Ефремова. Арестованный в Бухаресте Башутин на предварительном следствии сознался во всем, причем показал, что, состоя в связи с Орефьевой, подговорен был к преступлению ею; при обыске у него найдены писанные рукою Ефремова подписи под руку Орефьева и два письма от Орефьевой, изобличающие ее участие в преступлении, несколько черновых духовных завещаний от имени Орефьева, писанных рукой Башутина, текст которых совершенно сходен с текстом духовною завещания, представленного после смерти Орефьева. Что же касается до Орефьевой, то, арестованная в Мариенбаде и привезенная затем в Петербург, она отрицала всякое участие в преступлении и, несмотря на найденные у нее письма, свидетельствующие о близких отношениях писавшей к Башутину и изобличающие ее участие в преступлении, упорно стояла на том, что о подложности духовного завещания не знала. Она не скрывала, что вышла замуж именно в виду надежды на наследство. По ее словам, муж ее так ее любил, что она могла бы при жизни его воспользоваться всем его богатством. К чему было ей прибегать к подлогу? По ее словам, Башутин был близок с покойным Орефьевым и последнее время занимался его делами. Орефьев ему доверял. Когда за три дня до смерти мужа вечером Башутин вынес ей из кабинета мужа духовное завещание и сказал ей, что муж, чувствуя себя не совсем здоровым, просил ее дать подписать завещание в качестве свидетелей барону Зеку и генералу Петровскому, — то она ни на секунду не могла усомниться в подлинности завещания и в тот же вечер дала подписать названным лицам, так как не раз покойный при них говорил о желании своем сделать ее наследницей. На другой день утром она благодарила мужа, и он ничего ей не сказал, что могло бы возбудить ее подозрения. Через три дня после этого он умер внезапно от удара. Тогда же произведено было вскрытие трупа и определена болезнь. Далее она заявляла, что приписывает оговор ее Башутиным личной мести.

Глава двадцать девятая Подсудимые и свидетели

Во время чтения обвинительного акта Варвара Николаевна несколько раз вздрагивала и взглядывала на Башутина взглядом, полным презрения. Когда секретарь окончил чтение, председатель обратился к подсудимым:

— Подсудимый Башутин! Признаете ли вы себя виновным в составлении подложного духовного завещания?

— Признаю.

— Подсудимая Орефьева! Признаете ли вы себя виновной в подговоре Башутина к составлению подложного духовного завещания и в том, что, зная о подложном завещании, воспользовались имуществом, вам не принадлежащим?

— Нет, не признаю!

— Подсудимый! Не желаете ли выяснить суду обстоятельства, при которых совершено было вами преступление?..

— Мне придется вернуться к прошлому, чтоб объяснить суду, как я дошел до преступления… Если я теперь обесчещен и нахожусь на скамье подсудимых, если моя жизнь разбита вконец и впереди, — я не скрываю этого от себя, — предстоит еще худшая жизнь, то этим я обязан женщине, с которой, на мое несчастие, меня свела судьба…

Башутин остановился, злобно взглянул на Варвару Николаевну и продолжал: