В море – дома! Славный мичман Егоркин

Хитрый котяра, используя богатый корабельный опыт, научивший его открывать разные двери и ящики, даже крючки на дверцах шкафа на камбузе сбрасывать умел, ворюга записной, смотрел и смотрел на птицу и людей и делал кое-какие выводы. Кстати, Шкипер умел даже открыть кран в умывальнике, когда хотел пить. Вот закрывать его он не умел или не хотел – и Жеребчиков, бывало, сидел в море без воды, которая вытекала напрочь из бака-накопителя. Но – терпел, что взять с полосатого обормота?

Так вот, улучив момент, кот все-таки сумел открыть нехитрую защелку на клетке, а уж распахнуть дверцу и достать оттуда птицу… короче, когда Жеребчиков открыл дверь каюты и вошел туда – там были только довольный Шкипер и кучка желтых перьев. Кровь бросилась командиру в голову, он схватил своего пушистого друга, так надругавшегося над его верой в торжествующую любовь и выбросил в иллюминатор.

Как он потом страдал! Как материл свою вспыльчивость! Точно говорят, что гнев – кратковременное безумие! Но поздно пить «Боржоми», когда почки уже отвалились!

Когда Коля, одумавшись, успокоившись – хищник есть хищник, пусть и комнатный, но работа у него такая… решил спасать бедолагу, он кинулся на верхнюю палубу, но нигде-нигде не было следов его друга Шкипера, певшего ему вечерами такие уютные песни… Утонуло в холодной воде бедное животное, преданное любимым хозяином! Совесть злой крысой грызла очерствевшую душу командира.

– Если совесть мучает – значит, она, все-таки есть у командира! Странно! – злорадно заключал Бобровский. Оставаясь на борту корабля старшим пять дней в неделю из семи, он очень сомневался в наличие у своего отца командира этого самого рудиментарного органа – совести или души – как кому нравится.

Забегая вперед, справедливости ради скажу, что, став командиром корабля, и, наконец-то, обзаведшись молодой женой, Дима Бобровский очень любил ходить на сход при любой возможности и совсем разлюбил свою уютную каюту. Сначала было именно так. И тогда старпом его сидел на корабле по шесть дней… Дима совестью вовсе не мучился, считая, что уж он-то свое полностью «отсидел»… А вот когда у него появился маленький ребенок, Дима делал добрые жесты – щедро отпуская старпома на берег – и два, и три раза, даже – было – четыре! А для чего, понятно? Всё верно – чтобы самому, наконец, спокойно поспать… Целую ночь, часов шесть подряд – такое счастье! У кого были маленькие дети, родившиеся в период корабельной службы – тот поймет. Но вот это все будет потом – года через три… а пока…

А тут вдруг Коля Жеребчиков, обходя свой «крейсер» в ночное время и озирая его командирским оком, вдруг как-то увидел… призрак кота Шкипера, который прошмыгнул из двери камбуза прямо в матросский кубрик.

«Да, загрызли меня муки совести… поделом, однако… усталость, опять же!» подумал он. Человек-то он был не злой, а злые поступки совершал только оправдываясь своим суровым статусом. Это помогало побеждать некий внутренний психологический дискомфорт, свойственный порядочному человеку, нарушившему моральные нормы, привитые еще в детстве гуманным воспитанием.

Пошел Жеребчиков к себе в каюту, там он некоторое время смотрел то на аптечку, то на сейф. Но Коля плохо умел выбирать – это была его вечная проблема!

Поэтому, он сначала накапал себе в рюмку корвалола, разбавил водой и хлопнул ее залпом. Затем открыл сейф, достал оттуда слегка початую бутылку «Самтреста» и лимон.

«Вот, зараза, если в него спички воткнуть – точь-в-точь канарейка будет!» – опять его посетили мрачные мысли. Налив себе рюмку до краев, отрезав острым водолазным ножом дольку лимона, он привычно наполнил еще одну посудину и предложил ее портрету Главкома на переборке. В одиночку пить – фи, полный моветон, господа офицеры! Заслуженный адмирал сделал вид, что не заметил щедрого жеста хозяина каюты и даже не вздрогнул. Зато у командира от запаха и вида коньяка и лимона, уже выделилась слюна вожделения.

– Ну, как хочешь! – пожал плечами Жеребчиков, салютовал флотоводцу изящной рюмкой, искрившийся в свете лампы, хлопнув обе посудины последовательно, не поморщившись. Потом, закусив аппетитным лимончиком в сахаре, разделся и плюхнулся в койку.

Что сработало – лекарство или коньяк, но заснул он сразу же – прямо как убитый, лишь только голова коснулась подушки. А ночью ему сквозь сон показалось, что по коридору мягко простучали кошачьи лапки и кто-то скребся в дверь и при этом знакомо мяукал.

Коля не считал себя сумасшедшим, поэтому следующим же днем обыскал корабль с пристрастием. Безрезультатно! Нет! Он, конечно, нашел у бойцов кучу изувеченной, под ДМБ-овый стиль, формы, две «ничьих» бутылки портвейна в одном из трюмов, в хитром укрытии у одного из шпангоутов. В мире все повторяется, но молодые оболтусы пока этого не знают! Нашел еще кое-чего, но ни кота, ни его следов не было! Значит – дело нечистое!

Он поделился тревогами с Нешевелиным, которого уважал как специалиста по людским проблемам – предварительно взяв с него слово о гробовом молчании.