В море дьявола

Ничухин взял со стола пачку сигарет, оставленную исчезнувшим капитаном. Но такая желанная еще совсем недавно затяжка уже не волновала. Желание перегорело. Мысли неслись совсем в другом направлении.

Уже почти успокоившись, но продолжая оставаться настороже, Ничухин повернул ключ в двери и, потянув ее на себя, поглядел в образовавшуюся щель. В коридоре было все как прежде. Тускло мерцали притушенные лампы, двигатели продолжали работать ровно и без перебоев, несмотря на отсутствие опекавших их людей. Автопилот исправно держал заданный штурманом (покойным штурманом, — мысленно поправил себя Ничухин) курс. Если ничего не случится, то так можно допереть до самой Японии.

… Ничухин прошелся по пустынному коридору, осторожно прикрывая двери опустевших кают, и в его настроении стали появляться новые ноты. Не прошло и десяти минут после паники, заставившей его совершать недостойные сурового моряка действия, как он уже чувствовал себя не иначе, как хозяином на этом внезапно осиротевшем корабле. Он понял, что не прочь сейчас сделаться и капитаном этого новоиспеченного «Летучего Голландца» — у него при мысли об этом захватило дух, как от лицезрения свершившегося чуда.

Все складывалось хорошо, по крайней мере лично для него, но при мысли об экипаже Ничухин погрустнел, почувствовав вдруг такую жалось к этим несчастным людям. Никакого злорадства к ним он сейчас не испытывал, а ведь они так бесчувственно и даже бесчеловечно относились к нему на протяжении всего этого утомительного рейса, да к тому же все время грозили спихнуть на берег при первом же удобном случае! Ведь это были все-таки обыкновенные люди, не злые, хоть и не добрые… Это так. Да, они любили своего старого умершего кока (вернее, любили его их желудки), но уж ни в коей мере не злорадствовали бы, доведись исчезнуть за бортом самому Ничухину. И если уж они создали Ничухину на корабле невыносимую обстановку, то в первую голову виноват он сам: ведь кок на корабле — это не простой там матрос или моторист, и даже не штурман. От ошибки штурмана экипаж может пострадать один лишь раз, от неумения Ничухина все мучились изо дня на день. Ну, может быть, и не так уж чтобы мучились, но немного, по сути, нужно, чтобы в длительном плавании устроить моряку кошмарное существование!

Судно закачало на посвежевшей волне, и Ничухин подумал теперь О СЕБЕ.

Как бы там ни было, рационально размышлял он, а с экипажем покончено. На корабле, кроме него, никого нет. Управлять судном так, чтобы повернуть его назад и попытаться подобрать кого-нибудь, он не может. Значит, нужно теперь соображать, как спасти собственную шкуру, которая для Ничухина была ценнее всех бриллиантов на свете.

До Японии еще далеко.

И МОРЕ ДЬЯВОЛА пока не кончилось.

Кто знает, что может произойти с неуправляемым кораблем в открытом океане? Вдруг он наскочит на необозначенные на карте подводные скалы? Или начнется случайный пожар в машинном отделении? Это будет для него, Ничухина, куда хуже той трагедии, которая уже произошла. Значит, нужно хоть как-то действовать. Нужно хоть что-то предпринимать. И Ничухин уже ясно представлял себе, что в первую очередь ему следует предпринять.

В самую первую очередь нужно дать знать о себе.

НУЖНО ЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ!

Нужно пробраться в радиорубку и попытаться включить передатчик.

… Кивая в ответ своим мыслям, и не переставая чутко прислушиваться, Ничухин взбежал по трапу и очутился перед ответвлением коридора, ведущим к камбузу. В желудке неожиданно заурчало, и Ничухин вдруг вспомнил, что на плите стоит кастрюля с остатками вчерашней вермишели и пережаренными котлетами, которые за ужином кое-кто не захотел есть. Длинный коридор вел почти к самой корме мимо шахты машинного отделения и потому сюда более, чем куда-либо в жилой надстройке, доносился шум мощных двигателей корабля. Этот коридор вывел Ничухина прямо к дверям с затертой табличкой, на которой крупными буквами было выведено: «КАМБУЗ».

«Родной камбуз…» — подумал Ничухин с таким чувством, будто с этой минуты он стал не работником опостылевшего КАМБУЗА, а, по меньшей мере, его инспектором. Звякнули ключи, Ничухин ковырнул ими замок, отворил дверь и не глядя под ноги, переступил порог.

… Внезапно взгляд Ничухина зафиксировал какое-то движение впереди, Ничухин вгляделся и дернулся от неожиданности. То, что он увидел, могло довести до разрыва сердца любого в его положении — на него в упор глядели глаза людей, которых он уже давно считал законными покойниками. Эти люди обступили кухонную плиту, облепили все кухонные столы и прикипели ко всем кухонным механизмам, и Ничухин с первого взгляда определил, что тут собрался ВЕСЬ экипаж его родного корабля.