С этими словами Конева быстро подошла к столу и, развернув лежавший на краю стола газетный сверток, протянула директору толстую тетрадь в глянцевой красочной обложке. Это был номер заграничного журнала, в котором была перепечатана статья Витовского.
— Вот, поинтересуйся… На тридцать пятой странице… Перепечатали… Тебе, конечно, должно быть ясно, что ежели перепечатали, то неспроста. Эти люди не делают ни одного лишнего движения, которое не обещало бы им новой наживы.
— Так, так… — хмуро произнес директор, внимательно рассматривая страницу. — Перепечатали… Судя по названию, это статья, опубликованная Витовским в прошлом году.
Директор еще некоторое время разглядывал журнал, а затем, положив его на стол, обратился к Коневой:
— В этой статье не открывается никаких, так сказать, производственных секретов. Статья общетеоретическая. По ней не построишь машины при всем желании. Конечно, немного странно, что они перепечатали ее год спустя после того, как она была опубликована в нашей печати…
— А вот тебе другой заграничный журнал, — проговорила Конева, подсовывая директору тоненькую тетрадку с золотистой обложкой. — Тут сказано нечто другое… Вот, в этом месте… Маленькая заметка, но как много она говорит! Информация о том, что известная фирма приступила к конструированию автоматической дорожной машины, как видишь по описанию, очень схожей с нашей.
— Вот оно что… — проговорил директор, подымаясь со своего места.
— Я представляю себе это дело следующим образом, — начала Конева, немного волнуясь. — Предприниматели заинтересовались машиной. Начали строить модель по принципиальным данным, опубликованным в нашем журнале. Встретились с теми же неудачами, что и мы. И вот срочно публикуется перевод статьи инженера Витовского. Все это делается для того, чтобы после мелких видоизменений протрубить на весь мир: “Посмотрите, мол, наша машина совсем другая! Она ничего общего не имеет с советской… Видите ли, советская имеет вот такие детали, она подробно описана в таком-то нашем журнале, а в нашей машине детали совсем другие… Она, видите ли, не походит на советскую или даже мало имеет с ней чего-либо общего…” Это утонченный способ воровства идей, — закончила Конева, приподымаясь и хлопнув ладонью по столу.
— Совершенно верно! — горячо поддержал директор. — Самое настоящее воровство, с которым мы встречались уже неоднократно.
— Удивительное дело! — продолжала Конева, расхаживая по кабинету. — Огромное большинство дореволюционных русских изобретений имело именно такую судьбу. Слабо развитая промышленность не успеет освоить изобретение, а за границей — пожалуйста, все готово. Только уже считается не наше, а какого-нибудь там Маркони или Эдисона… Ну, а теперь я вас спрашиваю, зачем торопиться, когда наша промышленность может освоить немедленно все, что хотите! Зачем публиковать то, что не получило еще применения в нашей стране! Чем можно объяснить поспешность с публикацией, как не желанием прославиться как можно больше и как можно скорее! А ты говоришь — самолюбие, авторитет! Надо принимать самые срочные меры к быстрейшему, окончанию машины. Почему Витовский не хочет слышать о каких-либо других технических решениях, кроме тех, которые он предлагает сам? Тоже самолюбие? Надо экспериментировать как можно шире, как можно больше…
Директор молча нажал кнопку, укрепленную на его письменном столе. В комнате рядом задребезжал электрический звонок. Через несколько секунд в дверях появилась секретарша.
***
Баянову приходилось итти против ветра.
Мокрая земля клеилась огромными комьями к просторным резиновым сапогам. Глухой, тянущей болью ныла нога.
— Не растворилась… — тихо шептал про себя Баянов, вытирая с лица капельки пота, охлажденные ветром. — Не должна раствориться… Еще успею…
Вот уже близко знакомое место. Оставалось идти совсем немного.
Странные вещи происходят, когда у человека высокая температура. Иногда мысли путаются, сознание проваливается и все представляется в необычайном, неестественном свете.
Бывает и наоборот. Четко и необыкновенно остро работает мысль. Вспоминаются давно забытые вещи в мельчайших подробностях. Именно это происходило с Баяновым, когда он поднялся с постели.
Мысль, родившаяся только что, казалась такой реальной и ощутимой, что он забыл о своей высокой температуре и боли в ноге.
Ему казалось, что нужно проверить немедленно, и он решил сейчас же отправиться в поле. Именно немедленно! Боль в ноге? О, это пустяк…
Конечно, Баянов не совершал ничего героического, но то, что он делал, было продиктовано благородным порывом — желанием как можно скорее принести пользу своей родине.
Говорят, что люди при высокой температуре очень часто открывают свои сокровенные мысли. На этот раз больной открывал свои сокровенные чувства.
Вскоре Баянов увидел впереди себя черное, как бы обожженное место, заметно выделявшееся среди светлых коротких стеблей, оставшихся от скошенной ржи.
Инженер ускорил шаг и, хромая, приблизился к черному пространству. Он наклонился и, превозмогая боль, начал внимательно присматриваться.