— Товарищи Баянов, вы просто прелесть! — отвечал Витовский, быстро потирая руки. — Уж не думаете ли вы, что у меня с машиной ничего не выйдет? Все проверено-перепроверено! Что же касается публикации, так вы меня уж извините… авторское свидетельство у меня есть. Приоритет, значит, наш, советский. Можно только радоваться, что заграничный журнал перепечатывает. Это значит — признание нашего, советского приоритета! Ну, а потом, как вы сами понимаете, по авторскому свидетельству или по научной публикации не посмотришь машину. Вот и у меня, вернее в моей разработке, имеются кое-какие тонкости. А об них я — ни слова. Вот оно какое дело…
Ослышался тихий стон. Как видно, Баянов неудачно повернулся и причинил себе боль.
— Владимир Александрович, — проговорил он через некоторое время, — спасибо, что вы пришли навестить меня. Я очень признателен… Вы меня извините, меня клонит ко сну.
— Да, да, конечно, — заволновался Витовский, переходя на шопот, — вам нужен покой. Выздоравливайте скорее!
Он на цыпочках вышел из комнаты.
— Ушел? — тихо спросил Баянов.
— Ну и говорун! — сказал Петров, поправляя больному одеяло. — Да еще и хвастун. А так, в общем, человек милый.
— Очень милый, но…
Баянов поправил подушку и лег повыше.
— Не нравится мне Витовский, — решительно сказал он. — Понимаешь, Ваня… Специалист он, конечно, большой, работник дельный. Но вот, понимаешь, еще существуют у нас люди, опьяненные своей славой. Дали им славу. По заслугам, конечно. На, мол, тебе, твори дальше… А они…
Баянов застонал от нового приступа боли.
— Да ты не волнуйся, Миша. Охота тебе…
— Нет, Ваня, тут не волноваться нельзя. Смотри, сколько прошло времени с тех пор, как Витовский сконструировал свою машину, прославившую его, а что он сделал с тех пор? Ничего… Третий год работает, и думается мне, не в полную силу работает. Славой прикрывается. Ни один шаг его под сомнение взять нельзя. Сам Витовский, мол! — Баянов закрыл на минуту глаза и продолжал уже более спокойно: — Неправильно он пользуется славой! И, может быть, потому, что слишком влюблен в нее. Ты понимаешь: влюблен! Вот сегодня для меня это стало совсем ясно. Заграница перепечатала его статью!.. Подумаешь, велика важность! Пусть лучше его машина пойдет по нашим полям, оставляя за собой хорошую дорогу. Вот тогда будет чем гордиться! Согласен со мной?
— Конечно.
— Да, чорт возьми, — продолжал Баянов, — пусть сначала машина пойдет по полям! Конечно, тогда будут писать об этом во всем мире. Славу о нашей стране утаить, как ты знаешь, трудно. Но гордиться самим фактом упоминания своего имени в заграничной печати! Это недостойно советского инженера!
Петров молчал. Он хотел пресечь разговор, чтобы не волновать больного. Но Баянов не умолкал:
— Трудно нам будет с ним, ох как трудно… Просто даже неясно, как такому человеку подступиться. Я имею в виду задуманное нами дело.
— Да-а, — протянул Петров. — Будет трудно…
— А ведь нужна нам машина такого рода, очень нужна, — продолжал Баянов. — Удар молнии был замечательный!.. Просто нам повезло…
Петров заметил, что состояние его друга действительно требует полного покоя. На его маленьком лице выступили мелкие капли пота, несмотря на полумрак хорошо заметные.
— Я пойду, а ты спи, Миша, — тихо проговорил Петров.
На цыпочках он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой немного скрипящую дверь.
***
Больным во время высокой температуры часто сняться кошмары. Иногда бывает, что больной видит длинную нить, с монотонным жужжанием удаляющуюся в неведомую бесконечную даль. Больной пытается встать, оборвать нить, чтобы прекратилось томительное жужжание, но сил нет, он не может встать. И нить гудит, гудит без конца…
Баянову чудится лента. Она бесконечно тянется и гудит. Лента стелется по земле. Гудение напоминает отдаленную работу трактора. Баянов понимает, что это не трактор, это машина инженера Витовского. А полоса — это дорога, которую прокладывает машина. Но — странное дело! — машина неподвижно стоит на месте. Дорога же, наоборот, идет не из-под машины, а движется к ней.
“Неправильно, — думает Баянов в бреду, — так не должно быть… Машина должна прокладывать дорогу, а это какая-то нелепость…”
Он пытается сдвинуться с места, но не может, как это часто бывает во сне.
Вдруг перед глазами возникает ярко-синее пламя и раздается гром.
Баянов просыпается.
“Не утихла гроза”, думает он, слыша отдаленные раскаты грома.
И снова, когда он погружается в сон, он видит тот же кошмар. Опять та же дорога, бесконечно ползущая мимо, но она почему-то расплывается, превращается в жидкость и растекается бурным потоком по полю. Мерно и удивительно монотонно что-то гудит.
Растворяется от дождя…” мелькает в голове у больного.
Снова рокочущий удар грома, и Баянов просыпается.
Рука тянется к стакану воды. Губы пересохли и потрескались. Вода почему-то кажется соленой.
“Растворяется от дождя… растворяется от дождя…” продолжают звучать слова, слышанные в кошмаре.
“Что растворяется от дождя? — вдруг совершенно сознательно подумал больной. — Ах да, дорога…”