В Магеллании

Мореплаватели были в основном рыбаками; издавна в этих краях им постоянно везло. Само собой разумеется, рыболовство строго регламентировалось запретами Кау-джера. В самом деле, нельзя же было допустить, чтобы чрезмерные уловы привели в короткий срок к уничтожению или исчезновению морских животных, с такой охотой появляющихся у этих берегов. Не только привлеченные на остров Осте туземцы (якана, рыбники или огнеземельцы) рьяно занимались этим ремеслом; в проходах и заливах Магеллании можно было видеть профессиональных зверобоев, людей разного происхождения, авантюристов всех мастей, безродный сброд, с которыми Том Ленд не смог бы справиться, если бы не взялся за дело по-военному решительно. Впрочем, теперь-то охотники оказались в лучших, чем прежде, условиях. Исчезли скудно снаряженные экспедиции, когда люди часто оказывались на каком-либо необитаемом острове или гибли от измождения и невзгод. Теперь они могли сбывать свою добычу, не ожидая долгие месяцы прибытия судна, которое, случалось, и не приходило. Впрочем, способ убийства мирных ластоногих ничуть не изменился. Нет ничего проще, как «наносить удары палкой» — saliradarunapaliza, как говорят испанцы, потому что иного оружия против этих несчастных животных не употребляют.

Помимо охоты на морских волков процветал китобойный промысел, который был исключительно прибыльным делом. За сезон в водах архипелага добывали до тысячи китовых туш. Суда, переоборудованные в китобойцев, бороздили воды по соседству с островом Осте, зная, что в порту Либерии им предоставят те же льготы, что и в Пунта-Аренасе. Развивалась, наконец, еще одна ветвь промысла: миллиарды моллюсков всевозможных видов покрывали песчаные пляжи. В числе других стоит упомянуть съедобных миид[169] превосходного качества; такое огромное количество этих моллюсков просто трудно себе представить. Корабли набивали ими полные трюмы и продавали в южноамериканских городах по пять пиастров за килограмм. Небольшие бухточки острова Осте славились огромными крабами-сентойя, живущими среди морских водорослей. Двух таких крабов вполне хватало, чтобы мужчина с очень хорошим аппетитом мог прокормиться целый день. Помимо крабов в изобилии водились омары, лангусты, мидии. Все это перерабатывалось на заводах, а консервы отправлялись за океан.

Разумеется, остельская колония сразу же привлекла к себе внимание миссионеров. Их немало обосновалось на Огненной Земле, и принадлежали они к миссии Аллена Гордона[170], пользовавшегося большим уважением среди местного населения. К слову сказать, индейцы Магелланийского архипелага жадно впитывали религиозные наставления и весьма прилежно посещали школу и церковь.

Миссии Аллена Гордона, возглавлял которую монсиньор Лоуренс, пришлось немало потрудиться, чтобы привлечь туземцев в лоно своей Церкви; проповеди велись на языке индейцев, а избранные отрывки из Библии, переведенные на ягон, щедро распространялись в виде книжек. И никто бы не стал удивляться, если бы англиканские миссионеры выдумали для огнеземельцев особенный ад — морозильный. Поскольку эти бедные люди считали холод своим самым страшным врагом, огонь традиционного ада не испугал бы их.

Каковы бы ни были взгляды Кау-джера на религию, он надлежащим образом принимал пасторов, которых привозили катера миссии. Разрешил миссионерам устроить церковь на одной из площадей Либерии и школы, куда семьи протестантов могли посылать своих детей.

Но были на острове верующие и других конфессий, в частности ирландские, канадские и даже американские католики. Значит, нужны были и католические миссионеры. Тогда обратились в магелланийские миссии, и они охотно откликнулись на призыв, так же как и многие сестры из общины[171] святой Анны, приехавшие ухаживать за больными. Первыми прибыли в Либерию отцы Атанас и Северин, с которыми Кау-джер последний раз встречался в одном из становищ валла на Огненной Земле. Отношений со святыми отцами он всегда избегал, но считал их честными и мужественными людьми, добросовестными и усердными пастырями, достойными представлять великую религию; они с большим успехом боролись с несколько коммерческим прозелетизмом[172] протестантских миссионеров.

На второй год существования Либерии католики обзавелись школой, ни в чем не уступающей протестантской, а также церковью, которая высилась на правом берегу Яканы. Ее архитектурный стиль, несколько свободный, но тем не менее не нарушающий традиций, не имел ничего общего с тяжеловесной строгостью обычного храма.

Между верующими разных конфессий царили согласие и добрые отношения. Ничто не нарушало спокойной жизни колонии, существованию которой в самом начале угрожали враги какого-либо общественного порядка.