Так что теперь воевать можно. С этими мыслями мы направились к стоянке эскадрильи. Подойдя к самолету, вместе с Образцовым осмотрели подвеску двух стокилограммовых бомб. Николай тщательно все проверил и похвалил оружейного мастера сержанта Сукачева. Высокий, почти двухметрового роста, с широкими плечами, Василий Сукачев один брал стокилограммовую бомбу и подвешивал ее на бомбодержатель. Мы удивлялись силе этого человека. Некоторые пытались с ним тягаться, но ничего не выходило.
Взлетели. В Дретино и около него мелькали огненные вспышки. Крупнокалиберные зенитные пулеметы непрерывно строчили в темное небо. Восточнее Дретино мы заметили стреляющую батарею.
— Доверни правее, — передал Николай.
Довернув, я убрал газ и стал планировать на цель.
Самолет чуточку подбросило.
— Сбросил! — воскликнул штурман.
Быстро развернулись. Два взрыва под нами. Цель поражена!
— Коля! Давай к дому, бомб нет! — весело проговорил штурман Николай Образцов.
И мы с левым разворотом начали планировать в сторону аэродрома. Прямо с цели зашли на посадку.
— Товарищ капитан, задание выполнено. Бомбы разорвались в расположении фашистской батареи, — доложил я командиру полка и показал на карте место разрывов.
Штурман тут же доложил результаты заместителю начальника штаба полка, который вел журнал боевых действий…
— Правильно, выкуривать фашистов на русский мороз надо, прямо с порога бросил Ванюков.
Кряхтя и хлопая крагами, протиснулся в палатку Андрей Рубан.
— Невозможно сидеть в задней кабине, — жаловался он, — ветрюга пронизывает насквозь…
На каждом из нас было теплое белье, шерстяной свитер, гимнастерка, меховая куртка, меховой зимний комбинезон. На ноги мы надевали простые и шерстяные чулки, теплые портянки, поверх них — меховые носки — унтята, а затем уже унты с галошами. И все-таки зябли в полете.
В палатке жались к самолетным подогревательным лампам. Маски с лица не снимали даже здесь и узнавали друг друга только по голосу.
— Накрыли немцев, — громко сообщил вошедший Емельянов и толкнул Рубана.
— Опять панибратство, товарищ Емельянов, — одернул его Ноздрачев.
А под маской не видно, кто он, — возразил Емельянов, — может, это сержант Ванюков.
Все засмеялись. Дело в том, что веселый, жизнерадостный Виктор любил пошутить и при этом иногда забывал о воинской субординации. Не успели мы отогреться, как раздался голос командира полка:
— На вылет. Надо поторапливаться.
Мы направились к самолетам. Снова шли на Дретино. Каждый из летчиков сделал в эту ночь по три вылета. В середине ночи самолеты стали покрываться инеем. Резкое похолодание при значительной влажности воздуха всегда грозит обледенением самолета или еще хуже — внезапным появлением тумана. Что может быть опаснее тумана, неожиданно ворвавшегося на ночной аэродром, да еще на такой, который расположен у самой линии фронта и лишь кое-как обозначен несколькими тусклыми огоньками?
В северо-западных районах, где множество озер и болот, подобные явления и зимой нередки. Туман и не сразу заметишь ночью. Вначале он прижимается к оврагам, цепляется за лес, окружающий аэродром.
Экипажи взлетают и садятся, а туман стережет… Но вот неожиданно потянул ветерок, и туман, легко оторвавшись от леса, сваливается на аэродром.
А в воздухе несколько экипажей! Вот первый самолет застрекотал где-то вблизи аэродрома. Экипаж знает, что аэродром рядом, но не видит его. Люди на земле, пренебрегая опасностью быть накрытыми огнем противника, стреляют из десятка ракетниц, зажигают костры. Но мертвый свет ракет и жаркое пламя костров поглощаются липким туманом. В воздухе уже два самолета. И уже не два, а четыре человека, выйдя из боя в надежде очутиться дома, перехватить стакан горячего чая, расправить затекшие плечи, а потом снова идти в бой, оказались оторванными от земли. Хорошо, если есть вблизи открытый аэродром. Можно уйти туда, но если горючее на исходе? Решай, товарищ! И быстрее!
Бывает, что только опытные командиры — руководители полетов — оказываются способными вовремя удержаться от соблазна продолжать полеты, хотя погода будто бы благоприятствует им. Большое искусство — правильно оценить изменения метеообстановки, перемены температуры, давления и влажности воздуха, по данным метеорологов и докладам летающих экипажей предвидеть возможные коварства погоды и во время принять единственно верное решение. Для этого, пожалуй, одного опыта недостаточно. Нужна еще и командирская смелость, готовность взять на себя всю ответственность за последствия. А последствия могут быть разные. Прекратил полеты, а опасения не оправдались, можно было летать отвечай за срыв боевого задания. Продолжил полеты, а тут туман, экипажи вынуждены садиться где попало, — опять отвечай командир полка!
Куликов приказал временно прекратить полеты.
Отогревшись в палатке, мы с Виктором Емельяновым пошли к моему самолету. Достали из гаргрота (отсек за кабиной штурмана) гитару и балалайку.
— Страданём? — беря в руки балалайку, предложил Виктор.
— Страданём, согласился я.
Попробовали взять знакомые аккорды «страдания».